«Однажды отчим от голода поймал крысу и съел ее»: воспоминания Базылевой Галины Леопольдовны

Житель блокадного Ленинграда Базылева Галина Леопольдовна, 01.06.1932 г.р., г.Уфа, Республика Башкортостан.

(18.08.2021г., г.Уфа. Блокадница Ленинграда Базылева Галина Леопольдовна с дочерью Ириной Петровной в Парке Победы).     

           Во время блокады я жила не в самом Ленинграде, а в пригороде, на станции Борисова Грива (это не доезжая две остановки до Ладожского озера).  

           Я - Галина Леопольдовна Базылева. Отец мой по национальности немец, фамилия Леверенц. Я родилась 1 июня 1932 г. в городе Шлиссельбург Ленинградской области. В Шлиссельбурге мы жили на втором этаже, в соседней квартире жила мамина средняя сестра, у неё было восемь детей.  

(1933 г., г. Шлиссельбург. Галина с родителями Леопольдом Федоровичем и Елизаветой Ивановной).

          Отец - Леверенц Леопольд Федорович, 1905 г.р., по национальности немец, был репрессирован в 1938 г., посмертно реабилитирован. Маме сказали, что он «Сослан на Дальний Восток без права переписки», а он уже был сразу расстрелян. Мама носила передачи, ждала, что муж вернётся. Когда перестали принимать передачи, она поняла, что он умер на Дальнем Востоке. Мама так и не узнала до своей смерти, что папа был сразу расстрелян.

(1959 г., г.Ленинград. Справка о реабилитации Леверенца Л.Ф. Посмертно.)

(2002 г., г.Санкт-Петербург. Справка о реабилитации Базылевой Г.Л., как оставшейся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам, признана подвергшейся политической репрессии и реабилитирована)

        Помню, отец говорил, что я буду балериной. А я балериной не стала, потом училась в кооперативном техникуме.

         Мама - Баранова Елизавета Ивановна, 1912 г.р., русская. Работала на ткацкой фабрике «Красная нить» в Ленинграде.

        Когда папу забрали, нас сразу выселили из квартиры, и мы переехали к маминой маме, Барановой Евдокии, бабушка жила на станции Борисова Грива. Там же жила мамина сестра Ольга Ивановна с пятью детьми.

(1906 г., ст. Борисова Грива. Бабушка Евдокия с мужем Иваном. Иван был вдовцом, мальчик – Федя, сын от первой жены. Федя - это тот сводный брат, который во время блокады работал на продуктовой базе и спас от голода в Шлиссельбурге семью с восемью детьми. Девочка – чужая).

(1940 г., ст. Борисова Грива. Галина Леверенц).

        Когда началась война, маму направили работать на кухню к лесорубам. Маме предложили меня эвакуировать через Ладожское озеро, чтобы я не была одна. Она говорит: «Я не разрешаю отправлять её через Ладожское озеро, потому что у неё нет отца», поэтому маму отправили рыть окопы в Можайск, под Ленинградом. Я осталась с тётей Ольгой Ивановной, у неё своих пять детей, я стала шестой. Я не эвакуировалась, а те машины разбомбили, потому что немцы постоянно бомбили: дети ли, взрослые ли, баржи с продуктами, они постоянно бомбили, постоянно. И осколки долетало до нас, где мы жили, мы прятались в землянках.

        Когда была блокада, во время эвакуации из Ленинграда первыми вывозили детей через Ладожское озеро. Это было еще лето, и после бомбежки на воде плавали детские панамочки. А когда эвакуировали взрослых, их везли поездом до станции Борисова Грива, где я жила, а у нас пересаживали на машины и везли через Ладожское озеро. Взрослых везли когда уже была зима, и у машин наполовину колеса были в воде, потому что много ездили.

        Мы с двоюродным братом, сыном тети Оли, каждый день брали саночки и ходили к поезду, помогали людям сойти с поезда, довезти их вещи до машины, а иногда и самих людей, помогали им садиться в машину. Нам никто ничего не говорил, взрослые были заняты на работе. Но кроме этих людей, которым помогали, не доехали, умерли в поезде, очень много было покойников, которых выбрасывали. Их не хоронили, а вывозили на поле, и на поле было три кучи этих покойников.

        В Ленинграде сажали живых людей, и половина вагона не доезжали до станции Борисова Грива, где я жила. Не доезжали из-за слабости и голода, хотя ехать надо было всего один час. Их вывозили на поле, не хоронили, три огромные кучи мертвецов.

       Последних эвакуировали ремесленников. Ремесленники (учащиеся ремесленных училищ Ленинграда) были в черной форме, они почти все не доезжали до нашей станции, и была гора мальчиков в черных шинелях.

       Моя бабушка жила чуть-чуть в лесочек, в стороне, то есть дом её был за сараями жилых домов. И за этими сараями также лежали покойники.

       У бабушки жили моряки с Ладожского озера. Всё воспринималось, как за должное, и они шутили между собой: «Смотри, смотри, вон там покойники, тебе одна машет».

       Когда я ходила к бабушке по железной дороге, то там долго лежала женщина с младенцем на руках в розовой пеленочке. Увозили покойников на поле, туда, где три кучи, а одиночки лежали, и никто их не увозил.

       Когда людей вывозили на машине через Ладогу, на обратном пути машины везли зерно в Ленинград. Мы же дети, местные мальчишки прыгали на машины, подрезали мешок, и зерно сыпалось на дорогу. Мы собирали это зерно, дорога была не асфальтированная, а мелкая галька. И когда нам варили с картофельной шелухой эту крупу, на зубы попадали камешки.

       Те эвакуированные, которых не успели перевезти на машинах через Ладогу, они жили в нашей школе. Мы тогда не учились, и мы наряжались и ходили к ним: пели и плясали, то есть давали концерты. Мы, дети, не считали себя ущербными, всё это воспринимали, как за должное, так должно быть.

(1952 г., ст. Борисова Грива. Дом, в котором жила Галина во время блокады.)

       Когда меня ругала бабушка за непослушание, и приезжали её дочери, говорили: «Ты что её ругаешь, у неё нет отца (он репрессирован в сталинскую репрессию), и мать не известно где, может быть нет уже, а ты её ругаешь». Они плакали, защищали меня.

       Мама была на окопах в Можайске. Когда немцы заняли Можайск, под самый Ленинград подошли, мама пешком шла лесом до станции Борисова Грива и пришла к бабушке. Мы тогда узнали, что она жива.

       Я была всю блокаду, до освобождения в 1944году.

       Мы выжили в блокаду потому, что жили не в Ленинграде, а под Ленинградом. Весной у нас было много лебеды, крапивы. Коров забрали, а их корм, прессованный жмых, мы грызли, как пряники. Хлеба не было. Он не был хлебом. На хлеб не был похож. Мужчинам давали 200 граммов, женщинам 150 граммов, а детям 125 граммов. Сахара не было, чай мы пили с солью. И когда уже потом нам дали сахар, моя двоюродная сестра попьёт чай с сахаром и говорит: «Нет, всё-таки напоследок я еще с солькой попью».

        Моя подруга в блокаду жила в Ленинграде, её отец служил в военкомате. Так она, чтобы не думать о еде, все время качалась в кресле. Там вообще есть нечего было. Это она рассказывала после войны, когда мы с ней жили в одном дворе.

        В Шлиссельбурге у маминой средней сестры было восемь детей. С ней жил её сводный брат Федя, он работал на продуктовой базе, только из-за этого они все выжили в блокаду. После войны Федю посадили.

        На Борисовой Гриве в 1943 г. с мамой познакомился мой будущий отчим. Он был в военизированной пожарной команде. Он воевал под Ленинградом – Ораниенбаумский пятачок. Там ни воды, ни еды. У него ноги были опухшие от голода, не влезали в резиновые сапоги. Он поймал крысу и съел. Это он рассказывал. Это мой отчим.

        В 1944 г. мы с мамой и отчимом перебрались в Гатчину, так как немцы при отступлении всё поджигали, отчима отправили тушить пожары. Немцы, когда уходили, всё поджигали у нас, и дворец горел и увозили даже дубы, у нас в парке были красивые дубы.

       Гатчинский дворец Павла был сожжен немцами при отступлении, его долго не ремонтировали. Когда дворец отремонтировали, мы были там на экскурсии, спускались в подземный проход к озеру. Экскурсовод сказал нам: «Спросите, кто здесь правил?» И эхо чётко отвечает: «Павел, Павел».

(1948 г., г. Гатчина. У разрушенного Гатчинского дворца. Справа Галина, слева подруга, которая, чтобы не думать о еде, качалась в кресле в Ленинграде во время блокады).

      Две мамины сестры во время войны, во время блокады работали на железной дороге, Дороге жизни, на станции Ладожское озеро. Их фотографии есть в музее «Станция Ладожское озеро»: Валентина Ивановна Баранова и Евгения Ивановна.

(1930 г. Три сестры Барановы: в центре мама Галины - Елизавета Ивановна, по краям Валентина Ивановна и Евгения Ивановна)

      В 1972 г., когда дочери Ирине было 11 лет, мы навестили станцию Борисова Грива, это стал посёлок им.Морозова.

(1978 г. Семья Ольги Ивановны. С этой семьей Галина пережила блокадное время)

      В 2003 г. с 10-летним внуком мы были на Мемориальном кладбище под Ленинградом - Левашовском мемориальное кладбище.

«Леверенц Леопольд Федорович. Уроженец и житель Шлиссельбурга, немец, беспартийный. Работал сцепщиком узкоколейной железной дороги завода им. Морозова. Проживал по адресу: поселок им. Морозова Всеволожского района Ленинградской области, ул. Рабочего Батальона, д. 11, кв. 18. Арестован 20 марта 1938. Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 28 августа 1938 приговорен по ст. ст. 58-6-9 УК РСФСР к высшей мере наказания. Расстрелян в Ленинграде 6 сентября 1938. Место захоронения неизвестно».

(2003 г. г.Санкт-Петербург. Левашовское мемориальное кладбище. Л.Ф.Леверенц).

       В 1993 г. дочь перевезла меня к себе в г.Уфу. У меня единственная дочь, Ирина, 1961 г.р., она Потомок Жителя блокадного Ленинграда, член Совета Башкирской региональной общественной организации памяти жителей блокадного Ленинграда.

(18.08.2021г., г.Уфа. Записи воспоминаний Базылевой Г.Л.)