«Собирали семена, чтоб мама не умерла»: воспоминания блокадницы Разии Валишиной

Жительница Уфы Разия Валишина была одной из тех, кому удалось выжить в ледяном и голодном «аду» ленинградской блокады. О том, как пришла война, как семья с пятью детьми оказалась в кольце осады и о том, как малыши собирали желуди и семена, лишь бы только мама не умерла, пенсионерка рассказала корреспонденту сайта «МИР 24».

«Город – это где полы зеркальные»

Я, Валишина Разия Каримовна, родилась 17 февраля 1929 года в Пензенской области, Белинский район, село Кутеевка. Папа – Карим Азизович Тенишев, 1907 года рождения, мама – Мукарама Хусаиновна Тенишева, его ровесница. В семье родились семь детей в деревне до войны: Тайфа, Идрис, Абдулхак, Рауза, Абдулла, Загидулла и я. Все мы родились в деревне еще до войны. Старшая сестра Тайфа и брат Абдулла умерли в детстве.

В 1935-36 годах отец, который был очень хорошим плотником, уехал на заработки в город Ораниенбаум (ныне Ломоносов, входит в состав Петродворцового района Санкт-Петербурга – прим. ред.). Отцу там понравилось, и он решил перевезти туда свою семью.

У мамы в деревне все было: корова, барашки, гуси, утки; дом только построили под соломенной крышей. Отец сказал маме: «Все продавай». Потом погрузил пятерых детей на телегу, и они отправились на вокзал в город Чембар (ныне Белинский). Карим Азизович сжег все лапти, сказал: «Я куплю другую обувь». Купил мне боты, а брату – калоши. Я спрашивала: «Атикай (так мы называли отца), а что такое город?». «Город – это там, где полы зеркальные», – отвечал отец.

Родители и пять детей приехали в Ленинград в 1937 году. Пешком пришли в одноэтажный барак. Дверь открываем, на нас смотрят, как на дикарей. Мы из татарской деревни, я училась один год в деревне на латинском шрифте. Приехали летом, снова пошла в первый класс. В классе все русские. А брат Идрис в деревне закончил четыре класса по-татарски, тоже в первый класс пошел. Но за год экстерном перешел в четвертый класс.

В этом бараке до войны умерли сестренка Рауза и братишка Загидулла. Потом отец построил двухэтажный барак с общей кухней, в котором мы жили по адресу город Ораниенбаум, улица Лесная, дом 11, квартира 13. Напротив дома находился военный полигон, где тренировались солдаты, рядом была церковь. В 2015 году мои дети ездили туда, но эту улицу переименовали, они ничего не нашли.

За пятнадцать дней до начала войны брата Идриса забрали в Уфу знакомые мамы. Они сказали: «Посмотришь Уфу, погостишь, познакомишься с нашими детьми». Накануне войны из детей нас осталось в Ораниенбауме двое: я и брат Абдулхак.

Про маму говорили: она четырех мужчин стоит 

Помню, как началась Великая Отечественная война 22 июня 1941 года. Мы сидели на поляне около дома. Ребята закричали: «Война! Война началась!» Небо – черное от самолетов; не знаю, наши это или фашисты летели. Бросили зажигательные бомбы.

26 июня 1941 года отца забрали на фронт. До конца войны он бил фашистов на Балтийском фронте. В начале войны в его корабль попал снаряд, отец оказался в воде и пять часов держался за какую-то доску. Потом его увидели с самолета, подобрали через пять часов и положили в госпиталь, который находился в Меншиковском саду. Мы с Абдулхаком брались за руки и ходили навестить его. В этом саду росли разные фрукты. Отец вышел и говорит: «Вы кушайте здесь, а с собой не берите». В одно время отцу стало душно в госпитале, он вышел на скамейку, и в это время снаряд упал на госпиталь. Отец опять живой остался. Потом его как переохлажденного поместили в поезд-госпиталь. Один вагон – для раненых, в другом вагоне – снаряды. В вагон со снарядами попала бомба, он загорелся, и отец с товарищем отцепили его от поезда. Отца должны были представить к награде.

Когда началась блокада, мама ходила на работу в пароходство. Мама была очень работящая, на работе про нее говорили, что она одна четырех мужчин стоит. Она работала водолазом: подавала в тяжелом водолазном костюме рабочим ключи во время ремонта судов.

Мы с братом собирали желуди, мерзлую картошку. Собирали семена липы в горсти и оставляли для мамы, сами не ели, чтобы она после работы поела эти семена: «Для мамы, для мамы, только, чтоб мама не умерла».

Мама ходила рыть окопы. Если начинался налет, когда она находилась около дома, копали щели. Там она сажала на одно колено меня, на другое – Абдулкаха, а у самой ноги были по колено в воде.

Соседи просили хоть шкурочку от лошади

Самая страшная зима была в 1941-1942 годах. Окна были заклеены крест-накрест. Абдулхак вместе с соседским мальчишкой выпили ламповое масло: наверно, есть очень хотели. Я их ругаю: «Не пейте, не пейте!». У Абдулхака живот надулся от голода или от лампового масла. Они умерли. Абдулхаку семь лет было, в школу еще не ходил. Где похоронен Абдулхак, мы не знаем. Мама говорила, всех сдавали в пункт – там людей складывали, как дрова. Мама отвезла туда соседку тетю Грушу, у нее остался сынок. Моя мама отдала его в детдом, говорила: «Что его отец скажет, когда с войны придет?». Мальчик так плакал: «Возьмите меня, возьмите меня, я вас мамой буду называть!». Но моя мама испугалась. Она всю жизнь потом вспоминала об этом.

В Ленинграде давали 125 грамм хлеба, а в Ораниенбауме – 100 грамм. Этот кусочек хлеба мы размешивали в кипятке, получался на целый день «суп». В Ораниенбауме была двойная блокада.

Какая-то лошадь погибла от бомбежки. Мама ее разрезала, поделилась. Люди, которые до войны не ели конину и нос затыкали от запаха, во время голода просили хоть шкурочку от лошади. Мама варила из этой лошади холодец. Варила не на общей кухне, а на кирпичах в своей комнате. Про нее говорили: «Татарка опять лошадь варит».

Отец, видимо, когда была возможность, позвонил. Маму вызвали, она услышала его голос и говорит: «Дорогой, где ты?» – и трубку бросила. Она даже не знала, что такое телефон. Они с отцом очень любили друг друга. Даже, когда кушали, держались за руки под столом.

Эвакуировались на подводной лодке

В начале лета 1942 года я с мамой эвакуировалась из Ленинграда. Сначала нас вывезли на небольшой подводной лодке, под водой. Мама все документы положила в пиджак и надела на меня, чтоб я не мерзла. Когда вышли из-под воды, одна женщина ходила и говорила маме: «Постелите пиджак под себя на металлическое». Мама постелила и оставила пиджак. У мамы началась истерика, но документы не нашли. После войны пришлось их восстанавливать.

Нас должны были эвакуировать в город Куйбышев (ныне Самара), но мама попросила направить в Уфу, так как там был сын Идрис. Ехали эшелоном в товарном вагоне три месяца. Поезд накрывали ветками. Мама взяла с собой только самовар, по дороге все в нем варили еду.

В Ораниенбауме соседка брала у мамы взаймы большое корыто. Перед эвакуацией мама сказала ей: «Ладно, прислони к двери, мы потом приедем, заберем».

По приезде в Уфу нас направили в баню на улице Чернышевского, прожарили все наши вещи. Мама пошла искать сына Идриса, нашла его на улице Линейной. Так наша мама оказалась в Уфе с двумя детьми: без своего жилья, без денег, без документов.

В Уфе в 1943-44 годах Мукарама Хусаиновна купила дом на улице Байкаринской в Нижегородке. В 1946 году приехал отец. Назад они уже не поехали: испугались, что там близко война. Мама устроилась работать в «Техтяжпром», отец занялся мыловарением. В 1946 году мои родители купили дом на улице Фанерной, в низине. В 1947 году было очень сильное наводнение, вещи подняли и жили на крыше. Позже отец ездил в Ленинград, рассказал, что в нашем доме сделали женское общежитие и улицу переименовали.

В 1958 году я вышла замуж за Галиахмета Нуриахметовича Валишина. Он – труженик тыла, ветеран труда, сирота. Мои родители построили на своем участке отдельный большой дом для дочери и зятя. Уже стропила были, но этот дом сломали, так как построили без разрешения. Такие порядки были. Потом сделали пристройку к родительскому дому, чтобы один коридор был.

Мы прожили с Галиахметом почти 56 лет, у нас родились трое детей – Гузалия в 1959 году, Рустам в 1960 году и Лилия в 1964 году. Сейчас у нас два внука и семь правнуков. Мой отец Карим Азизович умер в 1967 году. Мама Мукарама Хусаиновна – в 1992 году. Всю жизнь они прожили в Нижегородке. Папа работал плотником на фанерном комбинате, и мама там же, оба были очень трудолюбивые. Сейчас мои взрослые дети ходят на парад «Бессмертный полк» с портретом моего отца Карима Азизовича Тенишева.

Фото: Лилия Мифтахова и Валиахметова Альбина