Вспоминает Нина Телегова (Кемпинен), Уфа

Я, Телегова Нина Ивановна, девичья фамилия Кемпинен. Мой папа Иохан Марти был финн, по-русски его звали – Иван Мартынович.

У меня интернациональная родня – в роду были не только финны, но и немцы. Санкт-Петербург построен на исконно финских землях, поэтому там всё население было смешанное. Мама вышла замуж за финна, ее сестра за немца (фамилия Эйдемиллер), другая сестра - за поляка (фамилия Рамм). Брат женился на немке, сестре Эйдемиллера. А ещё одна сестра вышла замуж за русского попа.

Я родилась в Ленинграде в 1937 году. Мама работала художником на предприятии «Ленэмальер», где делали броши. Война началась в июне 1941 г., а 11 сентября мне исполнилось четыре года. 8 сентября вокруг Ленинграда сомкнулось фашистское кольцо. Мама говорила: «Это был ад». В блокаде мы пробыли полгода.

[object Object],[object Object],[object Object],[object Object],[object Object]

Маленькая Нина с мамой

До войны мы жили в селении Лахта Парголовского района Ленинградской области. Туда из Ленинграда можно было добраться на трамвае. Рядом был аэродром. Мама вспоминала: «Как только налёт, так обязательно на аэродроме жгут костры. Значит, это были дезертиры, точно, потому что безобразие, нас бомбили только так». После каждого налёта мама вытаскивала из дома горячие осколки.

У нас был кот. Однажды за ним пришел сосед с ружьем. Все же голодали. Мы кота не выпустили, но потом он все равно пропал.

Мы кое-как перебивались на пайках. Папа работал, но ему даже крошку с работы нельзя было в кармане принести, за это грозил расстрел.

В огороде каждого дома было бомбоубежище. Как только начинался налёт, мы с родителями туда спускались. Брали с собой подушку, лампу и большого медведя. Мама в такие моменты говорила: «Гитлер бомбит». Сидя в бомбоубежище на подушке, я смотрела на брезентовую занавеску и думала: сейчас она отодвинется и войдет Гитлер. Вот так мне было страшно. 

[object Object],[object Object],[object Object],[object Object],[object Object]

Родители Нины Ивановны

Хорошо помню, как нас в марте 1942-го эвакуировали по Ладожскому озеру. Я болела, меня мучили ангина и тонзиллит. Мы с мамой сидели рядом с шофёром в кабине,  а папа в кузове. От страха я прогрызла шерстяной шарф. Было страшно смотреть на дорогу, на льду уже стояла вода.

Потом мы очень долго ехали в телячьих вагонах в Красноярский край. Мама взяла с собой патефон с пластинками, вазы ленинградского завода, которые у меня сейчас на даче.

В Красноярском крае нас поселили в бараке в поселке Памяти 13-ти борцов Емельяновского района. Там я первый класс закончила.

В Ленинграде оставалась моя бабушка по маме - Василиса Матвеевна Чумакова. Она всю блокаду прожила в Ольгино. Осталась в блокадном городе и мамина сестра Татьяна с детьми, она жила на станции «Лисий нос» станция. Её дочь Мария в 1940-м году родила двойняшек. Все они выжили.

Чтобы вернуться в Ленинград, нам нужно было разрешение, мы же были высланы. Получить его нам помог местный милиционер. Ему понравилась наша квартира в бараке с огородом. Мама там не только картошку выращивала, но и цветы - настурция, ноготки, бархотки.

[object Object],[object Object],[object Object],[object Object],[object Object]

Когда мы вернулись в Парголово, наш дом оказался занят. Пришлось судиться.

Меня отправили учиться снова в первый класс. А вскоре нас на 101-й километр выселили из Ленинграда из-за финской фамилии.

В 1960 г. по распределению после института мы переехали в Уфу.

 

Записала волонтер Межгосударственной телерадиокомпании «Мир» Лиля Мифтахова (Уфа).