Вспоминает Авенир Филин, Пушкино

В тот день, 8 сентября 1941 года, мы с отцом и матерью копали картошку на окраине поселка Морозова, что во Всеволжском районе Ленинградской области. Поселок этот стоит на самом берегу Ладожского озера, там, где вытекает Нева. Было тихое теплое раннее утро, светило солнышко, рядом были папа и мама, и мне было почти пять лет. Жизнь была светла и прекрасна, и вдруг все кругом загрохотало, земля затряслась, над поселком вздыбились клубы пыли, все затянуло дымом, меня сковал ужасающий страх. Тут же меня схватили за обе руки отец с матерью, оторвали от земли и мы понеслись в поселок навстречу взрывам. Они не думали о собственной жизни, ведь в поселке, в детском саду были еще две девочки, две мои сестренки, и все бросились в лес, который был тут же, за огородами. В лесу к этому времени было уже много народу, практически все население поселка было уже там. Помню, что мать сильно сокрушалась, почему с ними нет отца, он был все время с нами, а когда мы прибежали в лес, его с нами не оказалось.

Помню, что в этот день над нами кружил самолет, и мне казалось, что там, у него, кто-то часто, часто хлопает в ладоши, но мне потом объяснили, что это он нас «поливает» из пулемета. Наверное, многие не понимали значения этого звука, поэтому никто никуда не убегал и не прятался. Страхи понемногу улеглись, у нас появился шалаш, и мы прожили в нем четыре дня. Потом все утихло, немцы вели себя спокойно, и мы перебрались в поселок. Отец мой оказался там, но дома появлялся редко и ходил все время с винтовкой.

Далее началась блокада. Это очень частые обстрелы, бомбежки, тревоги. За эту зиму мы сменили четыре места жительства.

В первый дом попал снаряд, дом разворотило, мы к счастью, были в противоположном конце коридора, и остались живы.

Во второй дом немец с самолета бросил бомбу, но промахнулся. В доме выбило все окна и двери. Мы бросили его и ушли.

Третий дом был деревянный двухэтажный. Он загорелся ночью, видимо от неосторожного обращения с огнем. Меня выбросили из огня в снег. Я лежал в снегу очень близко от дома и смотрел на горящую стену.

Четвертый дом был одноэтажный, длинный. Мы жили в нем долго, приближалась весна, и сильно обострялся кризис. Я уже не ходил, меня закрывали в отдельной комнате - умирать. Я имел право только плакать.

В эти дни помню такой случай, к нам зашла мамина подруга - тетя Шура. Она попросила нас не прятаться во время обстрела за стеклянную бутыль, которая стояла у нас на столе. Она сказала, что если осколок пролетит сквозь окно, он расколет бутыль, и нас поранит стеклом. Она ушла и вскоре вернулась мама. Она спросила: «К вам заходила тетя Шура?» - «Приходила» - «Вот ее убило осколком прямо на нашем пороге». Не было слез, все это стало обычным делом. Гибло вокруг много людей. Меня спас тот случай, что мать в середине апреля получила разрешение на выезд. Я помню этот листок из ученической тетрадки в клеточку, на котором было что-то написано.

Мы быстро собрались и рано утром вышли пешком к «Дороге жизни». Девочки шли пешком, несли узелки. Я ехал у матери на «закорках», потому что идти не мог - дистрофия.

К дороге вышли быстро, машины не останавливались, но листок бумаги с автографом какого-то большого начальника возымел свое действие, и мы поехали по льду озера. Дорога была больше похожа на реку, вся залита водой, и машины нарыли из ямы в яму.

Мы слышали, что фашистские самолеты охотно расстреливали машины на дороге. Но нам не встретились фашистские. Однажды мы заметили тройку в небе, и замерли сердца, но это, к счастью, оказались русские, наши самолеты, и все заулыбались.

Спустя много лет, уже в шестидесятые годы, я выбрал время и посетил свою малую Родину. Мы вместе со старшей сестрой, она тогда уже жила в Ленинграде, поехали в поселок Морозова, нашли там бывших соседей, посидели, поговорили и я спросил: «А что это было, в самом начале войны, что это за всеобщее бегство в лес». Мне сказали, что это была паника. Когда немцы с юга подошли к левому берегу Невы, они, используя плавсредства местных рыбаков, высадили десант на правом берегу, а для поддержания его, обстреляли поселок из минометов. Наши войска в это время откатились к Волхову, а на берегу Невы никого не было. Немцы перешли Неву и решили, что Ленинград у них в руках, и можно расслабиться. Они разбили витрину магазина и напились пьяными.

А в это время мой отец Филин Иван Семенович, служивший в военизированной охране местного порохового завода, имел три шпалы в петлице и, наверное, занимал не последнее место в охране, собрал своих сослуживцев, они перебили подвыпивших немцев, заняли оборону на правом берегу Невы. Так появилось начало внутреннего Ленинградского фронта, который просуществовал до февраля 1943 года, т.е. до дня снятия блокады.

А судьба отца, как и многих его сверстников, сложилась трагически. Вскоре после описанных событий на заводе формировали отряд ополченцев для обороны Ленинграда. Фамилии отца в списке не было, но назвали фамилию нашего соседа - лучшего друга отца, а его в толпе ожидающих не оказалось. Всякий знал, что это расценивается как дезертирство, а это означает расстрел для опоздавшего. Отец вышел и встал в строй вместо соседа. По-видимому, он считал, что завтра-послезавтра будет второй набор, все равно возьмут, но второго набора больше не было, ведь завод-то пороховой. Отец одной винтовкой на троих участвовал в боях на Пулковских высотах, попал в плен, был в концлагере в г. Остров, из лагеря бежал, скрывался у родственников в Опочецком районе Псковской области. В 1942 году легализовался, его тут же послали сопровождать эшелон со скотом в Германию. Дорогой бежал, его ранили, но он опять пришел к родственникам в деревню под Опочкой. Это от них мы узнали после войны о его скитаниях в оккупации. А в августе 1943 года он опять оказался на нашей стороне от линии фронта. В те дни он прислал письмо старшему брату в Тульскую область, где мы находились всей его семьей.

В те времена, побывавшие в плену, считались изменниками Родины, они должны были «смывать позор своей кровью». Его зачислили в штурмовой батальон. В составе его он участвовал в Ясско-Кишиневской операции, а 14 октября 1944 года, в звании старшего сержанта, в должности командира взвода, погиб в бою на территории Словакии. Об этом нам, вместе с извещением о смерти, сообщили его товарищи.