Вспоминает Эмилия Петренко (Петрова), Пушкино

     Моя мама, Громова Ольга Борисовна, проживала в Ленинграде с 1928 г. на Петроградской стороне. На период родов поехала к близким родственникам в Брянскую область. Я родилась в городе Карачев Брянской области 10 июля 1933 г. А уже 15 июля мама со мной возвратилась в Ленинград. Мы жили на ул. Большая Колтовская (ныне Пионерская), д. 2/2, кв. 5 в большой коммунальной квартире, где и застала нас война.

   Помню весь этот ужас, грохот бомбежек и обстрелов, вой сирен. Около нашего дома стояли две зенитки, которые «грохотали», отстреливаясь от налетавших бомбардировщиков. Я и сейчас с ужасом слышу гул самолетов, без содрогания не могу слышать праздничные салюты.

     Помню, как бедная моя мама кормила нас с сестрой (ей было 3 года) лепешками из пищевой соды и киселем из столярного клея. В декабре 1941 г. при бомбежке фабрики «Красное знамя» в нашем доме на четвертом этаже начали вылетать окна, двери, дом расшатывало. Мама «побросала» нас на пол, чтобы нас не выбросило на улицу. Мы находились в состоянии контузии.

     Мой отчим, Громов Егор, инвалид финской войны (у него не было ступни) сидел у теплой печки. Его взрывной волной прижало так к печке, что сломался позвоночник и смяло грудную клетку.

    После бомбежек приходили санитары и забирали убитых и раненых. Отчима забрали в госпиталь, где он в конце декабря 1941 г. умер. Мы очень долго приходили в себя после контузии. Она и до сих пор меня мучает – любой шум приносит мне страдание, головную боль. Придя в себя после бомбежки, мы начали искать комнату этажом ниже, где были целы окна и двери. Квартиры к концу 1941 г. многие были пустые – люди умирали. В одной из комнат лежала совсем ослабевшая женщина. Когда я к ней заходила, она тянула ко мне руки, прося о помощи. Ей хотелось кушать, но у нас самих ничего не было. Мама запретила ходить к ней, сказала, что она меня съест. Мы устроились в маленькой комнате, где уцелели окно и дверь.  Вскоре эта женщина умерла. Приехала сангруппа, и ее забрали. Она и стены вокруг «шевелились» - это были вши.

     Так продолжалось мое детство. Шел 1942 г. Мама часто брала меня с собой на крышу, тушить зажигательные бомбы.  Помню, как горели Бадаевские склады. Ночью особенно страшно – огромное зарево на весь Ленинград. Помню огненные шары, которыми фашисты ночью освещали город, чтобы проводить обстрелы и бомбежки. Помню, как с мамой проходили через дровяной склад, где вместо дров штабелями были сложены замерзшие трупы.

    В 1942 г. мама устроилась работать в эвакогоспиталь №80, который находился по адресу ул. Красного курсанта, д. 21. Она постоянно брала меня с собой, потому что оставлять ребенка одного было опасно. Я измеряла температуру раненым, подавала судно, давала попить, рассказывала стихотворения, читала письма. Было ужасно слышать крики и стоны, видеть столько крови. К этому времени я очень ослабла, началась дистрофия. Врачи посоветовали маме эвакуироваться.

     Эвакуировались мы через Ладогу. Было страшно – немцы бомбили каждый корабль, многие уходили под воду. Нам посчастливилось добраться до другого берега. Меня без сознания сняли с корабля. Как мы выжили, сам Бог знает.

     Полагаю, что мой детский труд – лепта в оборону Ленинграда.