Вспоминает Людмила Анц, Балашиха
Мы жили на Петроградской стороне, сейчас – это улица Введенская.
Когда началась Великая Отечественная война, мне было 6,5 лет. Семья должна была эвакуироваться с заводом, на котором работал отец. Но его срочно послали в командировку в Москву. Поезд, в котором он возвращался, повернули с полпути на Вологду. Так мы трое – я, мама и моя сестра остались в осажденном городе. Еще ходили по городу трамваи, вдоль их путей были вырыты траншеи и, когда раздавался сигнал воздушной тревоги, кондуктор высаживал всех из вагонов, все прыгали в эти траншеи. Но почему-то никто не пугался, все вытягивали шеи и смотрели в небо. Там на голубом небе в лучах солнца сверкали серебряные звездочки самолетов, и шло сражение.
Наступила поздняя осень, когда в дом напротив нашего дома попала бомба, но не разорвалась, застряла в подвале. В этот момент я была возле окна, мама послала меня за документами, которые она забыла на этажерке – мы собирались в бомбоубежище. Меня вместе со стеклами выбитого окна воздушной волной отбросило к стене. Очень скоро мы перестали ходить в бомбоубежище, так как по городу ходили слухи, что когда бомба попадала в дом и разрушала его, подвал, в котором прятались люди, заливало водой, и все погибали.
Окна нам забили фанерой. Мы жили в коммуналке, посредине огромной кухни стояла плита, а на ней керосинки всех жильцов, на которых все варили еду. На момент блокады остались в огромной квартире мы и одна пожилая женщина. Я помню, какое было отопление в квартире, но на каждую комнату был маленький сарайчик, где хранились дрова. Это и спасло нас от холода. Соседка пригласила нас жить в ее комнате – она была поменьше. Поставили железную печь - «Буржуйку», труба от которой шла по всей комнате и выходила в форточку.
Наступила зима. Город занесло снегом, только узенькие тропки были протоптаны вдоль домов. Кое-где стояли трамваи, занесенные снегом. За водой ходили на Неву с чайником и бидоном для молока. Не знаю, кто делал проруби - то ли бойцы взрывали лед, то ли немецкие бомбы. Спускаться на лед было очень трудно, а подниматься по ледяным ступеням - еще трудней.
Но вот заработала «Дорога жизни», прибавили норму хлеба, по карточкам отпускали сушеную картошку и сушеную морковь. Мама выдавала нам с сестрой по 3 кружочка сушеной картошки и по 2 стружечки сушеной моркови. И все это мы его не ели. Мы сосали как конфеты, продляя удовольствие. Вместе с продуктами стали приходить и письма. Мама моя была очень активным человеком. Несмотря на истощение, она состояла в дружине, несла дежурство во время бомбежек, сбрасывала с чердаков зажигательные бомбы. Разносила письма на своем участке – это было самое трудное и ужасное. Не представляю, как у неё хватало сил подниматься по лестнице с письмами. И ведь очень часто было, что в квартире были одни мертвые. Дружинницы звонили и сообщали эти скорбные адреса. Приезжали солдаты на грузовых машинах и увозили трупы в братские могилы.
12 февраля – мой день рождения, и мне соседка подарила 100 г хлеба. Никогда, до самой смерти этого не забуду. ПО тем временам это был царский подарок. К сожалению, я не помню имени-отчества нашей соседки, но я часто вспоминаю ее с глубокой благодарностью. И вообще, она помогла нам выжить.
Она не собиралась эвакуироваться, поэтому после объявления войны стала запасаться продуктами: крупой, мукой, макаронами. И иногда, когда видела, что маме, кроме кипятка, нечего нам было дать, она давала нам горстку вермишели или 3-4 ложки крахмала или муки.
Пришло письмо и нам от папы. Он оказался в Куйбышеве, и мама решила ехать к нему. В конце марта лед уже подтаивал на Ладоге. Автобус, в котором ехали мы, иногда попадал в воронки от снарядов. Наши мамы выскакивали из автобуса и общими усилиями вытаскивали его на дорогу. Очень ярко помню до сих пор, как нас выгрузили и повели в какие-то большие длинные сараи. Там собирали людей и, когда скапливалось достаточно, увозили в тыл.
По прибытию в этот сборный пункт нам выдали шоколад (он возвышался на столах, где его развешивали такими большими кубами, как сейчас сливочное масло в магазине) и длинные белые пачки печенья с нарисованными на них ярко желтыми лимонами и зелеными листочками. Это было как в сказке. Некоторые матери старались побольше дать своим детям (хотя их предупреждали, что надо давать понемножечку). Кормили их этими невиданными продуктами, и дети, наевшись, умирали от заворота кишок. Их маленькие тела складывали на улице вдоль сараев, где мы ждали своей очереди уехать.
Ехали в товарных вагонах, посредине каждого вагона на железном листе стояла печурка, а по стенам в несколько рядов – нары. Ехали мы 4 месяца, подолгу простаивая на перегонах. Вперед пропускались поезда с солдатами и военной техникой. По дороге очень много людей умирало, их выносили из вагонов и клали вдоль железнодорожного полотна. Но мы все таки доехали до Куйбышева и папа встретил нас.