Валентина Апостолова: Мы просили вывезти нас из Ленинграда и обещали не умереть...

Вспоминает Валентина Дмитриевна Апостолова, город Уфа: 

Моя мама родилась в Старой Руссе, это город в Новгородской области. Потом она приехала в Ленинград, где повстречалась с моим отцом. Про отца я знаю, что его звали Дмитрий Кулаков, и он работал на заводе «Электросила» в Ленинграде. 

До войны мы жили по улице Астраханская, дом 28, квартира 6. Завод, где работал отец, находился недалеко от нас. По соседству жили две семьи, одна из которых - моряк с женой. Еще с одной соседкой Нонной, я дружила и знаю, что она стала женой английского посла. 

До войны к нам часто приезжала тетя Оля из Псковской области, привозила подарки. Мама это время работала на заводе, где делали детские чемоданчики, и я бегала к ней на работу. Потом она устроилась в больнице уборщицей, а перед войной в прачечную возле дома. 

Отца не стало еще до начала войны. Он заболел воспалением легких, потому что всю зиму ходил в парусиновых тапочках. Видимо, на другую обувь денег не хватало. Валенок у нас не было, и я тоже всю зиму ходила в ботиночках. 

Когда началась война, мама осталась одна с тремя детьми. Я - самая старшая, 1933 года рождения. Братья Коля и Сережа были на два и четыре года меня младше (мы все родились в Ленинграде). Когда мама уходила на работу, я оставалась с ними одна. 

С началом войны мама с подругами стала ходить собирать под обстрелами овощи, оставшиеся на полях. Тогда в Ленинграде я узнала слово, которое больше нигде и никогда не слышала - «дуранда». Так называли отходы жмыха. Голод был повальным. Помню, как однажды мы с мамой утром вышли, а на улице трупы людей сложены штабелями. Умерших много было...

Когда начались сильные холода, стало гораздо тяжелее. Бадаевские склады сгорели. У мамы была подруга, с которой они рано утром, часов в пять, ходили занимать очередь за хлебом. Мама получала 250 грамм, а нам давали по 125. Свою порцию мама не съедала, а отдавала нам с братьями. Бедная мама, она так хотела, чтобы мы выжили! 

23 февраля 1942 года моя мама умерла. Утром она ушла с подругой за хлебом, а вечером женщина из очереди принесла ее к себе домой, положила на кровать. Мама попросила ее: «Отнеси хлеб моим детям, они там умирают с голоду». Эта женщина пришла к нам, когда было уже темно. В это время по улицам ходили ремесленники, которые убивали и отбирали хлебные карточки.  

Мои двое братишек уже тоже были при смерти. Когда они съели хлеб, у них тут же случился завороток кишок и дети умерли. Мальчиков пришлось оставить. Я пошла с женщиной к маме, легла вместе с ней, обняла... и в три часа услышала, как у нее внутри что-то оборвалось. 

Та женщина утром отправила меня в ЖАКТ, получать карточки на нас четверых. Она пообещала выкупить хлеб и отдать дворнику, чтобы он похоронил маму отдельно, а не в братской могиле. Я пошла, хотя сама уже еле ноги тащила. Там я встретила мамину знакомую, она посадила меня в санки и повезла в спецприемник. 

Я помню, как до войны каждую субботу у нас на кухне собирались мой отец, сосед-моряк, крестный и пели песню «Раскинулось море широко». Эту песню я запомнила с детства, и когда меня привезли с распределитель, посадили на стул и начали расспрашивать, что я умею, я запела: «Раскинулось море широко, и волны буржуют вдали...»

Тогда я еще не училась и толком не знала, что это значит. О крестном запомнила только то, что он жил где-то далеко в Ленинграде и по субботам привозил мне красную денежку. После смерти папы и в блокаду я его уже не видела. 

А уже во время войны нас переселили в другой дом, в подвал, где было печное отопление. Дров не было, и мы мерзли. Братики так там и умерли, а меня сразу после смерти мамы забрали в детдом. Похоронены они были на Пискаревском кладбище. Я думаю только об одном: что не смогла им ничем помочь. 

После этого я только однажды ездила в Ленинград в 1955 году, когда хотела устроиться на работу. Тогда я ходила в ЗАГС и узнала, что моя мама была 1898 года рождения. То есть во время блокады ей было 43 года, а мне 8 лет. Маму звали Пелагея Егорова, они с папой не были зарегистрированы. От них ничего не осталось, даже фотографий. 

В Ленинграде из спецприемника меня отправили в 83-й детский дом Выборгского района. Мы прошли обследование, и нас 2 апреля 1942 года вывезли через Ладожское озеро. Меня не хотели с собой брать, и я заплакала: «Дяденька, возьмите меня с собой, я не умру дорогой». И таких детей, как я, было много. 

По дороге поезд останавливался каждый раз, когда начинался обстрел. Люди выносили трупы, складывали их возле железной дороги и ехали дальше. Дорога заняла десять дней вместо двух суток. 

В Ярославскую область, Петровский район, деревню Долгополово мы приехали 10 апреля 1942 года. Это была маленькая деревня, где стоял один большой трехэтажный дом. Там, видимо, раньше жил богатый хозяин. Мы поселились в этом доме, где внизу держали скот, на втором этаже была столовая, на третьем чулан, где нас запирали, а на последнем - спальня. 

В этом доме с нами жила директор Елена Эдуардовна Францке и пионервожатая Нина Николаевна Дудко. Воспитательницами были Софья Сергеевна и финка Мария Петровна. С апреля по июль нас готовили к первому классу, а потом стали обучать грамоте. Преподаватель, видимо, тоже приехала из Ленинграда. 

В этой деревне я познакомилась с одной очень старой женщиной. Когда мы ходили с лес, она шла впереди нас и ломала веники, чтобы кормить козу. У этой бабушки были толстые книги на церковнославянском языке, которые она давала мне смотреть. Видимо, она была очень грамотной. 

В детском доме нам все время показывали фильмы на полотне - с проекционного фонаря мы смотрели фильмы про Зою Космодемьянскую, про молодогвардейцев. В нас воспитывали дух патриотизма, дух любви к родине на примере этих героев. 

Когда мне было пятнадцать лет, меня принимали в комсомол и спросили: «Валя, а где сейчас находится Молотов?». Я слышала до этого, что у нас есть такой министр иностранных дел, и поскольку дело было летом, ответила: «В декретном отпуске». 

Учиться я начала в восемь лет и восемь месяцев. В Ленинграде не училась, окончила 7 классов в детском доме, потом поехала в Великосельский зооветеринарный техникум. Там проучилась еще 4 года, с отличием его окончила, пошла работать. 

В 1953 году по направлению Министерства сельского хозяйства я поехала работать в Дагестанскую АССР, село Уркарах Дахадаевского района. 

Мы с подружкой жили вдвоем, потом ее переманили в другой район. Я осталась одна и потому тоже решила переехать. Однажды я побывала в областном городе Дербенте, где увидела объявление, что требуются работники на лесоперевалочный комбинат в Сибирь. Там пообещали подъемные, суточные и оплатить проездные. 

В Сибири, Томской области, я прожила 58 лет. Сначала пилили рудстойку из деревьев - работа тяжелейшая, вагон стоит, взвалишь на плечо бревно метра полтора и несешь, даже если не можешь.

Потом работала на балиндере - по реке сплавляли лес. Длинные деревья отправляли по реке, а потом складывали в штабель. Там проработала по контракту три года, потом ушла на сидячую работу учетчицей, потом на дрожжевой завод. 

Всего на заводе я проработала шестнадцать лет, потом случилась неприятная ситуация с директором. Мне, как блокаднице, должны были дать квартиру в первую очередь, а директор мою квартиру отдала главному бухгалтеру, меня же отселила в старую деревянную развалюху, ветхий аварийный дом...

Я разозлилась и ушла с этой работы, перешла на завод измерительной аппаратуры бухгалтером склада. Там отработала семнадцать лет, а всего мой рабочий стаж - тридцать девять с половиной лет - ветеран труда. Трудовая книжка полна благодарностей.

В 2006 году умер мой муж. Я узнала, что мне как блокаднице положена бесплатная квартира. Когда начала писать во все инстанции, мне все-таки выделили один миллион рублей на покупку квартиры, и мы купили в Томске квартиру на 37 квадратных метров. Семь лет прожила там.

Моя дочка работала по контракту в Польше после техникума. Когда ехала домой, по дороге познакомилась с уфимцем, вышла замуж за него. Дочка перевезла меня в Уфу в 2013 году, когда мне исполнилось ровно 80 лет. 

У меня есть внучка Инна, правнуку Кириллу один год.

Я много читала и читаю об истории Блокады. Знаю, что Гитлер в начале войны хотел уничтожить Ленинград, стереть с лица земли. А потом ему кто-то подсказал, что Ленинград строила Екатерина Вторая, немка по происхождению. И тогда он решил задушить голодом, склады сожгли и установили блокаду, и люди умирали каждый день почти по тысячу человек. 900 дней – 900 тысяч умерли. Он хотел стереть нас с лица земли, но Ленинград остался. 

Беседовала Мифтахова Лилия, волонтер Межгосударственной телерадиокомпании «Мир», зампредседателя Башкирской региональной общественной организации памяти жителей блокадного Ленинграда.