Ленинградские сестренки Сония и Сажида

Межгосударственный телеканал «МИР» продолжает публиковать истории ветеранов, которые прошли через страшные дни блокады Ленинграда. Сония Такташева, уроженка Ленинграда, которая сегодня проживает в башкирском селе Иглино, одна из тех, кто до сих пор хранит воспоминания об этом страшном времени. 

Героине нашего рассказа было четыре с половиной года, когда началась Великая Отечественная война. Ее отец - наборщик типографии Таер Шабаев, сразу ушел на фронт, и мама, Мадинюр Шабаева, осталась с тремя детьми на руках - Соней, Тоней и Борисом, так их привыкли называть в семье. Хотя при рождении родители дали им татарские имена Сония, Сажида и Зиятдин (1936, 1935 и 1933 годы рождения соответственно). 

Жили они на улице Шкапина, неподалеку от Балтийского вокзала. На втором этаже шестиэтажного дома большая семья Шабаевых из семи человек (с ними жили еще бабушка с дедушкой по маминой линии) занимала три комнаты четырехэтажной коммуналки. 

В Петергоф нельзя!

Как только началась война, маму сразу все стали уговаривать эвакуироваться. Но она отказывалась: «Нет, я буду ждать мужа с фронта». Потом кто-то сообщил ей, что часть, где воевал наш папа, находится в Петергофе, и мама собралась ехать к нему. 

Однако пришло письмо, где он рассказывал о том, что там идут страшные бои и что ехать к нему ни в коем случае нельзя, тем более с детьми. «Неизвестно, останусь ли я сам в живых», - писал папа, - так начала свой рассказ Сония Такташева (по мужу).  

Во время бомбежек  в нашей квартире прятались соседи сверху, они не успевали добраться до бомбоубежища. Да и сил не было куда-то бежать. Вначале было страшно, потом привыкли. Потом снова стало страшно, когда на моих глазах в соседнее жилое здание попала бомба, и весь угол дома обвалился. Мы ждали маму с дежурства, она то окопы рыла, то на крыше зажигательные бомбы тушила, а основная ее работа была - шить рукавицы для фронта. 
 

Иногда она меня с собой брала отоваривать хлебные карточки, а я шла, задрав голову, чтобы рассмотреть висящие в небе аэростаты. Они были такие огромные! 

Дедушка умер 

Как-то раз мама никак не могла получить хлеб, три раза ходила в магазин, а все без толку. Обещали подвести хлеб позже. А тут дедушке Шакиру стало совсем плохо от голода. Мама уже совсем отчаялась, когда ей все-таки удалось получить пайки. 

Прибежала домой и первым делом кинулась кормить дедушку, но он уже не мог даже рот открыть от слабости и в тот же вечер умер. Сколько ему было лет, не помню. Мама с помощью своей сестры Шамшинюр, которая тоже жила в Ленинграде, уложила его тело на санки и повезла хоронить на Волковское кладбище. 

Еще помню, когда совсем стало голодно, к нам постоянно стучались соседи, упрашивали отдать им кошку, а наша соседка тетя Нюша, старенькая совсем тогда уже была, наотрез отказывалась. Мы поэтому следили, чтобы двери всегда были заперты. Когда мы вернулись из эвакуации, тетя Нюша еще была жива, а вот что стало с кошкой, не знаю. 

На деревню к бабушке

Кажется, в 1942 году пришло сообщение, что папа пропал без вести, подавали в розыск, но ответа так и не дождались. И мама согласилась эвакуироваться - это было весной 1943 года. Все вещи взрослые отправили баржей, которую потопили немцы. Так что приехали мы в Мордовию, в деревню Торбеево, откуда были родом родители, только с тем, что на нас было надето.

В деревне у бабушки, которая жила с нами в Ленинграде, сохранился домишко. Так и стали жить деревенской жизнью - мама с тремя детьми, бабушка и мамина сестра Шамшинюр Шабаева. Тетя Шамшинюр почти сразу ушла на фронт медсестрой. После войны вернулась в Ленинград, работала парикмахером, вышла замуж, детей воспитала. 

- Мама с утра до вечера пропадала на поле, бабушка хлопотала по дому, за нами следила. Еще нам очень помогал бабушкин брат, который жил с семьей в Торбеево. Они держали большое хозяйство, у них даже была корова, и они делились с нами молоком, продуктами.

Торбеево - татарская деревня сама большая, да еще эвакуированных много прибыло, всяких национальностей. Я, например, подружилась с девочкой из еврейской семьи. Все друг другу помогали, как могли. 

После войны

В 1944 году мама вернулась в Ленинград, поступила прядильщицей на фабрику «Веретено», затем бабушка и нас привезла. В одну из наших комнат в то время уже заселили женщину из Мурманска, но две комнаты остались за нами. 

Я окончила семь классов 267-й женской школы, потом торговую школу, работала продавцом, приемосдатчиком на базе, в 1960 году вышла замуж за рабочего Юру, который работал на Обуховском оборонном заводе. Через год у него обнаружили рак, и он умер. 

Мамины родственники, которые жили в деревне Торбеево и помогали нам, переехали в Среднюю Азию, и я решила поехать к ним. Так я оказалась в Душанбе, где вышла замуж за местного татарина Рашида, он был строителем. 20 лет в Таджикистане я отработала на железной дороге приемосдатчиком по вывозу грузов - это ответственная работа. В 1996 году нас из Таджикистана прогнали, пришлось все бросить и уехать. 

Башкирию выбрала подруга 

В Душанбе у меня была подруга родом из Уфы, она тоже была вынуждена уехать. Устроилась преподавателем в детском доме на улице Первомайской. Меня позвала. Приехала я к ней погостить и на улице увидела объявление, что в Тавтиманово продается дом. Так мы оказались в Башкирии с мужем и внучкой. 

Дочь не захотела оставлять своего мужа-таджика, но внучке, которой исполнилось 10 лет, там оставаться было опасно - обстановка была неспокойная. Когда внучка чуть подросла, она поехала в Душанбе и уговорила маму переехать в Башкирию. 

А потом мне дали сертификат, и мы купили квартиру в Иглино, так что здесь мы живем около пяти лет. Внучка торговый работник, замужем, у меня уже и правнучки большие - одна в пятом классе учится, а младшая - первоклашка. Такое у нас, можно сказать, женское царство. 

Мужа я похоронила два года назад, сильно болел. Любил на солнышке греться, все лицо под него подставлял. Умер в 86 лет, прожили мы с ним 51 год, скучаю очень...

Такова жизнь 

Наша мама больше замуж так и не вышла, жила в Ленинграде с моей старшей сестрой Тоней, проработав всю жизнь на фабрике «Веретено». Она умерла в 1997 году. Я, как мужа похоронила, к Тоне стала часто ездить в Ленинград в гости, как-то приезжаю и спрашиваю, почему ее муж меня не встречает, как обычно. «Где твой, там теперь и мой», - ответила Тоня...

У нее более тридцати лет назад трагически погибла единственная дочь. Не успела ни замуж выйти, ни детей родить...Так что Тоня теперь совсем одна осталась. Зовет меня к себе постоянно. Только приеду домой, через пару дней уже звонит - приезжай! Я говорю, Тонь, я еще чемоданы не успела распаковать. 

Тонечка у нас очень умная, образованная, окончила иняз, преподавала студентам-заочникам английский и французский. Я ей все говорила, хватит, отдыхай уже. Ушла вот недавно с работы, наконец. 

Постскриптум 

Сейчас у людей все есть. Не понимаю, почему многие не хотят ни учиться, ни работать. Я сразу вспоминаю блокадный Ленинград, иногда хочется некоторых туда на денек-другой отправить, чтобы поняли, что к чему. 

То же самое порой и своим внучкам говорю.

Современные дети не представляют, что такое голодать, ходить босиком по мерзлой земле, потому что нет ботинок. От меня отмахиваются - это было раньше, чего теперь воспоминать? А я думаю, что надо вспоминать и рассказывать надо, чтобы больше такого не повторилось. 

Надеюсь, наши рассказы помогут кому-нибудь начать иначе относиться к жизни и ценить каждую ее минуту. 

Записала корреспондент газеты «Единая Россия Башкортостан» Нэдда Пухарева, фотограф Гайнетдинов Булат.