Вспоминает Людмила Скоробогатова, Уфа
Меня зовут Скоробогатова Людмила Федоровна, я родилась в Ленинграде 11 марта 1925 года.
Мы жили с мамой, папа перед войной учился в академии в Москве. Мама - домохозяйка. В семье нас четыре сестры. Старшая сестра Тамара Федоровна, она уже умерла, она с 1918 года. Вторая сестра - 1920 года, Валентина Федоровна. Четвертая сестра сейчас живет в городе Ногинске, ей в декабре 91 год будет, Нина Федоровна, я - третья сестра.
Маму звали Мария Леонтьевна, а папа Федор Иванович Гевейлер, у него фамилия немецкая. Моя девичья фамилия Гевейлер. Жили мы в Володарском районе, по адресу: улица Ткачей, дом 9, квартира 2. Я даже телефон наш помню 7-11-05. Мама родилась в городе Николаеве под Ленинградом. Они поженились в Николаеве, потому что папа там работал, а потом переехали в Ленинград. Папина родня вся жила в Ленинграде. Мы все четверо учились в одной школе, «Двадцатая образцовая школа» называлась.
На фото: венчание папы и мамы, четверо их дочерей.
Когда началась война, я была в седьмом классе. Моя работа началась с того, что мы постоянно ходили рыть окопы и траншеи. В нашей школе был госпиталь - там на отдых приехала воинская часть, и они располагались в нашей школе. А их командир батальона снимал у нас комнату, так как наш дом был рядом со школой. К нам селили еще потому, что у нас была трехкомнатная квартира - только у нашей семьи.
Старшая сестра Тамара работала в Ленинграде в госпитале, а папу мобилизовали до блокады еще, так как у него немецкая фамилия. Их выселяли в Казахстан, папа попал в город Казалинск. Много немцев туда отправили без семьи.
Помню, как каждый раз продукты убавлялись, а потом последняя норма у нас была 125 грамм. В нашем доме больше половины людей умерло, не знаю, как мы сохранились. Мама не давала ничего есть то, что ели многие - кошек, столярного клея. Мы питались так: вот положено нам было 125 грамм и все. Сестра, которая в госпитале работала, иногда нам привозила за неделю 200-300 грамм - их все-таки там кормили, давали по 400 грамм. Так и жили.
Наш район Володарский находился посередине между заводом Ленина и заводом «Большевик». Когда с продуктами стало еще хуже, мама с сестрой Валей устроились на фабрику «Рабочая», это от нас недалеко - мы, дети, получали по 125, они - по 450 грамм.
На фото: Людмила Федоровна Скоробогатова и ее муж Александр
Подружки у меня две из дома были, я их разыскивала после войны. Когда я ездила в Ленинград, всех спрашивала про Катю Зябликову. Мне сказали, что, видимо, она ушла на фронт. А вот Люсю Аргунову, другую подружку, нашла. Когда я ездила в Ленинград, узнала, что у нее было три сына, она тоже имела отношение к фронту.
Из голодных времен помню один случай, когда мы, дети, ходили к Варшавскому вокзалу на капустное поле кочерыжки рубить. Недалеко по дороге был вагоноремонтный завод, мы поднялись около него по мосту, и вдруг началась бомбежка. Мы - вниз по лестнице, легли в канавку, закрыли головы руками, стали пережидать. Потом прошли на поле, нарубили кочерыжек, идем назад и видим, что вдоль забора лежит очень много бомб.
При той бомбежке у нашей одноклассницы погибла мама, которая работала на этом заводе. Потом мы еще много раз ходили перекапывать мерзлую картошку, какие-то поля, но вот тот поход я особенно помню.
Когда началась эвакуация, нас с младшей сестрой Ниной эвакуировали как детей - тогда эвакуировали только одних детей. 6-го или 7-го марта 1942 года нас собрали на Финляндском вокзале и отправили железной дорогой. В Ленинграде на дорогу нам дали по буханке хлеба, ужином накормили на вокзале. Это была каша с чечевицей, кусочек колбасы и кусочек хлеба. В купе мы попали с двумя женщинами: одна ехала с дочкой, еще одна с сыном, так мы собрались три семьи.
Помню, как мы приехали на станцию ближе к Ладожскому озеру, оттуда нас переправляли, надо было пешком идти до машин. Помню, как мы ехали прямо по воде на льду. Порядок там в то время, конечно, был не очень. Нас, двоих девочек, бросили, не знаю, как мы не умерли по дороге в Кинешму, ведь по дороге было очень много трупов - людей просто выкидывали.
Когда подъехали к Ладожскому, где нужно было садиться в машине, ко мне подошел мужчина, такой солидный. У него жена, ребенок на руках и вещи, и он предложил нам с сестренкой пойти с ними. У нас был всего один чемоданчик, а у них целая гора вещей. Я потом только поняла, что мы им были нужны, чтобы их вещи караулить, но я Богу молюсь за этих людей, потому что благодаря им мы остались в живых. Мы объединились, сели рядом с ними, и нам дали закрытую машину на всех. Он меня нес вместе с моим чемоданом, потом сестру на руках, которая от слабости чуть не падала. Если бы не они, мы бы в открытую машину не смогли забраться, ведь сил у людей не было, от слабости падали. Вот, наконец, мы переехали Ладожское озеро, и нас опять посадили на поезд. Все было сделано коллективно, потому что вывозили не только с фабрики «Рабочая», а там много еще было предприятий. 11 марта, по дороге в Кинешму, мне исполнилось 17 лет.
У нас папа работал на фабрике «Пятилетка» в Ленинграде (он был инженер-химик, они выпускали там шелк), и в Кинешме была фабрика, где знакомая мамы и папы тоже работала инженером. И, когда мы уезжали, мама на всякий случай дала нам адрес этой знакомой женщины. Они уже знали, что нас туда повезут, говорили, зайдите к ним. А я такая глупая была, спрашивается, ну кому мы были нужны во время войны? Но мы с сестрой пошли искать эту фабрику, помню, что нас довезли на санках, которые везли гроб на похороны.
Нашли мы знакомую Лидию Ивановну, она сказала: «Люсенька, ну я тебя устрою». Оказалось, что при этой фабрике еще организовали эвакуационный пункт, где всех, кто приехал с поезда, отправляли в баню. Мы же ехали с Ленинграда четырнадцать дней, мыться не могли, у всех вши завелись, да и сами мы такие дистрофики были, нога - что наверху, что внизу, как доска. И наша знакомая пошла, договорилась, чтобы нас туда взяли помыться вместе с другими блокадниками. На батарее нам согрели воды, мы помылись, переодели чистое белье из чемодана, потом нас хорошо приняли, накормили ужином. Как сейчас помню: мелкая тарелочка, но дну каша манная и маслице сверху желтое подтаивает...С этого началась наша жизнь.
Когда мы приехали в Кинешму, нас принимал молодой врач. Он меня осмотрел, мои отмороженные ноги в валенках, в которых я все бегала, чтобы сестру кормить. И он меня спрашивает: «Сколько Вам лет?» Ему сказала 17. Он на меня посмотрел и говорит: «Я бы Вам дал 35». За два месяца в эвакуационном пункте нас очень хорошо кормили, получилось немного поправиться, а потом, когда нас выписывали, он ко мне подошел и сказал: «Теперь я вижу, что вам 17 лет».
На фото: семья Людмилы Федоровны. Сидят: Людмила, мама, Валя, стоят Нина и Тамара.
Как мы немножко окрепли, с сестрой решили искать папу, поехали в город Казалинск. Мы приехали пароходом в Горький, где подолгу стояли поезда. С нашими документами мы имели право где угодно обедать, в любых эвакуационных приемных пунктах.
И вот помню, мы решили с сестрой зашли покушать в пункт у железной дороги, там был большой зал и шикарный ресторан. Мы решили туда зайти, потому что на нас были хорошие красивые платьица, которые мама нам перед эвакуацией положила в чемодан. Мы зашли, я заняла очередь, и вдруг - вы не поверите - открывается дверь, и в ресторан заходит моя мама! (плачет). Мама, помню, идет, на ней полупальто, меховой воротник-сточка, а на ногах галоши - они перевязаны. Мы встретились, расцеловались, на нас подходили люди в ресторане посмотреть, как мать случайно разыскала детей. Не могу передать словами все наши чувства, наверное, в жизни так не бывает, такое чудо.
Потом от нее мы узнали, что перед Горьким сестру Валю сняли с поезда, она заболела тифом. Она лежала в больнице, а мы с мамой и Ниной были в эвакуационном пункте. Втроем мы поехали к папе в Казалинск, нашли его, а потом поехали в Казахстан на станцию Уштобе. Оттуда меня мобилизовали в Алма-Ату на строительство вагоноремонтного завода, а они - мама с папой и Ниной - остались работать в колхозе, чем и кормились.
Тогда я старалась им очень помогать, хоть и сама получала гроши. Помню, как мне дали отпуск, я поехала к родителям, купила папе брюки, мыла, потому что у них в колхозе с ним было очень плохо. А как приехала, узнала, что папа умер. Это был 1944 год, до Победы. Он от голода заболел. Мы его похоронили, а потом я маму с Ниной забрала в Алма-Ату. Потом их забрала сестра Валя, которая жила в Гурьеве.
Старшая сестра Тамара тем временем тоже переехала в Уфу из Ленинграда, там работала в психиатрической больнице старшей медсестрой, нас она разыскивала. Меня она перевезла из Алма-Аты к себе сначала, но потом ей пришлось перевозить раненых домой, и она меня тоже отправила к маме в Гурьев. Там мы прожили четырнадцать лет, я там вышла замуж. В конце концов, когда у меня уже была семья и четверо детей, они меня снова переманили в Уфу.
На фото: удостоверение жителя блокадного Ленинграда
У меня старший сын Алеша, Валера уехал в Иваново, младший Гена. У Леши двое детей, три внука. У Валеры двое детей, три внука. А у младшего Геннадия два сына, два внука. Получается у меня шесть внуков, восемь правнуков. А мама, Валя и Нина так и остались в Гурьеве. А мы все здесь жили, и в 2004 году у меня муж умер, Александр Михайлович.
Когда приехала в Уфу, боялась, что потеряю стаж, я работала два года в Обувьторге, на Цюрупы тогда была контора. Потом они переехали в Черниковку, и я устроилась на завод «Почтовый ящик 210» на Аксакова. Там я работала двадцать лет старшим бухгалтером, еще и в профсоюзном комитете была.
В Ленинграде до войны жили папины братья и сестры: Гевейлер Егор, Миша, Андрей, Катя, Варя, Евдокия, Софья. Я не знаю, кто из них эвакуировался, мы во время войны связь с ними потеряли. Мы сами уехали и про них ничего не знали. Знаю только, что в блокаду выжила папина младшая сестра Дуся, я в 1965 году ездила туда. Евдокия Гевейлер так и не эвакуировалась, потому что у нее муж был русский, ее не могли выселить.
Сейчас в Ленинграде у нас никого нет. Про блокаду я стала все забывать, я давно еще думала, что надо было бы всё записать. Умные люди ведут дневники, вот как эти дневники нужны. Раньше я все помнила во всех подробностях.
Записала волонтер Межгосударственной телерадиокомпании «МИР» Мифтахова Лиля, город Уфа.