Вспоминает Нина Кузнецова, Уфа

По рождению я Ильина Нина Николаевна. Родилась 10 сентября 1932 года в городе Ленинграде. Когда началась блокада, мне было около 9 лет - блокада началась 8-го сентября, а мне 10-го исполнилось 9. В то время нас было трое ребят у мамы: я, Вовочка - два года, и Галочка - пять лет. 

Отец - Ильин Николай Лаврентьевич, мама по мужу Ильина Зинаида Николаевна. Мы жили на окраине Ленинграда, есть такой район Ржевка, Ржевка-Пороховые. Там был военный завод, Капсульное шоссе, а вот номер дома не помню. У нас было две комнаты в четырехкомнатной квартире. 

На фото - отец и мать Нины Николаевны. 

Началась блокада. Мы не могли эвакуироваться: отец работал на военном заводе, и на него, а также на маму была наложена бронь. Те, кто работал на военном производстве, не могли уехать - кто-то должен был производить пули, чинить танки. В армию отца в начале не призвали. В дальнейшем он был на фронте, служил рядовым, заряжающим в минометном расчете. Был тяжело ранен, раздроблена рука, тяжелая контузия. Вернулся домой инвалидом. 

Мама до конца работала на военном заводе, делала пули. Мы сидели дома тогда. Помню, как она приходила вечером домой, приносила кое-что, в основном наши блокадные пайки хлеба. Иногда мама приносила суп из чечевицы, а к весне 1942-го пекли лепешки из лебеды. Это вся еда, которая осталась у меня в памяти. 

В воспоминаниях осталось то, что раньше обои обклеивали мукой вместо клея. Не только мы, но и многие люди сдирали эти обои, стряхивали муку в воду, и получалась химическая водичка. 

Во время блокады, в апреле 1942 года, от голода и холода умерла моя сестренка Галочка пяти лет и братик Вовочка двух лет. Я была постарше, и поэтому выжила. Но все ужасы блокады у меня навсегда запечатлелись в жизни. 

Я навсегда запомню метроном: тук-тук-тук-тук - его включали во время бомбежек и артобстрела. Помню бесстрашный голос диктора, которая объявляла о начале обстрела или окончании бомбежки. Главное, что помню во время блокады о городе - это темнота. Не было электричества, не было освещения улиц. Заснеженные дома, сугробы, а в октябре и ноябре на улицах появились трупы.  

Потом начался голод. В городе не было даже птиц, ворон и галок, - они покинули город от залпов, снарядов и бомбежек. Люди в начале бомбежки еще прятались, но мы нет. Я помню лютый голод, хоть я была ребенком. Это ощущение голода я буду помнить всегда. Мама уходила с утра на работу, а я после смерти сестренки и братишки оставалась одна. Отопления и освещения не было. Была совершенная темнота. По стенам комнаты, особенно в углах, был иней. Не работала канализация, не работал водопровод. Страшные дни. 

На фото: мамина сестра Мария (слева) умерла в 24 года от голода. На фото: Дом на улице Лазо. 

Вот так мы и жили в ледяных, неотапливаемых комнатах, темных, голодные и холодные. Матери бросали детей. Темнота, трупы на улицах, провисшие провода и заснеженные сугробы. И только зарево вспышек, рушащиеся дома, пожарища.

Кроме Вовочки и Галочки в 42-м году умерла от голода тетя Поля - мамина тетя, ей было 50 лет. В собственном доме, неподалеку от нас, зимой в блокаду умерла мамина сестра -  Мария Николаевна Александрова. Ей было 24 года. Погибла от голода и холода в 42-м году и моя любимая бабушка, Евдокия Ивановна Александрова, в 54 года, умерла по дороге на завод, где работала мама. Погиб мамин братишка, его 18-летним парнем призвали в армию, и на Невском пятачке 31 декабря 1941-го года его не стало.  Сейчас там установлен мемориал, и там есть его фамилия - Владимир Николаевич Александров, погиб 31 декабря. Всех их похоронила мама на Пороховском кладбище. Не знаю, как ей все это удалось. 

На фото: удостоверение жителя блокадного Ленинграда. 

Как только замерзла Ладога, примерно с ноября - декабря 1941 года началась эвакуация людей, поэтому кто подлежал эвакуации, начали уезжать. В ту пору была такая тишина и темнота, потому что основное население эвакуировалось. Комнаты вокруг стояли пустые. И даже с теми, кто жил рядом, мы не общались, потому что не было сил общаться. Потом, после весны 1942-го года, что-то изменилось, включили электричество, насколько я помню, пошли трамваи, жизнь как-то улучшилась, но по-прежнему был ужасный голод. Бомбежки продолжались, обстрелы продолжались, сигналы воздушной тревоги постоянно звучали на радио, потом оповещали об отмене тревоги.

После случился взрыв на Ржевке, где стоял эшелон с боеприпасами, и наводчик корректировал огонь. Эшелон взорвался. Помню, когда мы жили на Капсульном шоссе, летели над головой шпалы, крыша куда-то слетела, и нас переселили на Пороховые, ближе к Охте, это Красногвардейский район, на улицу Лазо. Дали тогда тоже две маленькие комнатушечки восемь и десять метров. Мы там с мамой жили вдвоем. 

Помню, в конце сентября 1942-го года я пошла учиться сразу в третий класс, в 41-м году я не училась - в том районе, где я жила, школы не работали. Пошла учиться в третий, появились подружки, как-то стало веселей, но голод сопровождал весь 42-й год. 

Учились голодные. Детям для поддержки давали стакан соевого молока. А потом все, жизнь немного налаживалась, стало получше. Но по-прежнему мучили бомбежки и артобстрелы, по-прежнему рушились дома. 

К этому времени, к концу 42-го года, пришел отец с фронта, он был тяжело ранен. И я помню этот момент, когда он пришел. Мамы как всегда не было, она была на работе, а я сидела в комнате, и вдруг в окне появился отец, Я его узнала, он был совершенно худой, изможденный, но радостно улыбался. Его из госпиталя выписали, списали из армии, и он вернулся домой. И мы сидели вдвоем, ждали маму. Когда она пришла, это был для нас такой праздник, но отметить было нечем. Главное - живой, контуженный, раненный, но живой.

На фото: Ржевка, Нина внизу с куклой.  

В дальнейшем он был из-за тяжелого ранения инвалидом второй группы, первое время работать не мог, поэтому работала только мама. Жили впроголодь, но уже топили печку, были дрова - собирали дерево в домах, которые сгорели, забирали с пожаров. В основном было так. Это была окраина Ленинграда, центрального отопления у нас не было, только печное. По карточкам что-то выдавали, жизнь как-то улучшалась, но, конечно, вот этот ужасный голод...

После блокады  з нашей семьи осталась одна мама и я, потом папа. У нас в 1945-м году родился брат, его тоже назвали Володей, Владимир Николаевич Ильин. А вслед за ним в 1947 году сестренка, тоже Галочка. В честь умерших мама их назвала. Сестра Галина Николаевна - по мужу Иванова - умерла в 1994 году, сказались голодные годы, у нее было больное сердце, и она умерла от сердечной недостаточности. Брак Владимир Николаевич Ильин окончил геодезический техникум, работал геологом и служил в армии. Потом он исчез, пропал в Ленинграде. Мы его искали по всем инстанциям, но след потерялся. Где он, мы не знаем. В церкви до сих пор ставим свечку и за живого, и за мертвого. Искали его всей семьей. К тому времени, как он пропал, у него уже была жена, сын Роман. Все искали, дошли до Ленинградской области, и потом след его пропал. 

Я закончила 135 школу на Малой Охте в Ленинграде. Поступила вначале в Технологический институт им. Менделеева, но после второго курса из-за черчения - не смогла чертить - ушла и поступила в Медицинский институт. Стала врачом, я врач-педиатр с 36-летним стажем. Вышла замуж, родила дочку. Потом дочка выросла, вышла замуж за уфимца, зять у меня татарин. Он приехал учиться в Академию искусств в Ленинград, а дочка в это время в университете училась на биофаке. Они познакомились, и в 1987-ом году переехали в Уфу, он настоял. Здесь у него родня. Всю жизнь я провела в Ленинграде, там мой рабочий стаж, там я работала, училась и в 90-ом году, когда оформила пенсию, когда дочка с двумя внуками оказалась в Уфе, я поменяла свою квартиру. И с 90-го года уже 26 лет я уфимка.

На фото: лето 1933 года, Нина на лодке справа. 

Я переехала в Уфу вместе с мамой в эту квартиру. Ее комната там, моя здесь. Она умерла в возрасте 94 лет, отец умер до этого в 85-ом году в Ленинграде. А мама похоронена здесь на Южном кладбище. Когда я переехала в Уфу, в Ленинграде у меня остались только могилы, девять могил, в которых похоронены шестнадцать родственников, которых я знала. Там и мой дед Александр Николаевич Александров. 

Фото 1951 года. 

В Ленинград мне не удалось съездить после переезда, поскольку со мной жила моя мама, она всё время нуждалась в уходе,  и кроме могил там никто не остался. Так что я туда не ездила. Собиралась, а теперь ноги отказали.

У меня внук Тимур Халитович Галиуллин, внучка Ариадна Халитовна Манаева и четверо правнуков.