15-летние девочки выполняли норму на 150-180%!

К счастью, меня в тот момент не было дома, я ходила в магазин. А когда возвратилась, то увидела маму, которая вырывалась из рук соседки и кричала, что там осталась дочь. Рядом с мамой на носилках лежала бабушка. Нам дали комнату в этом же доме. Я училась в школе в 8-м классе. С первых дней блокады в домах были созданы группы самозащиты. Мы дежурили на чердаках, тушили зажигательные бомбы, учились оказывать первую помощь раненым. Несмотря на тяжелое положение с продуктами в городе после пожара на Бадаевских складах, школьникам давали по 200 граммов жидкого супа. Папа в январе 1942 г. строил аэродром на Черной речке. 18 января он вернулся домой чуть живой, а 22 января его не стало. Я пришла из школы и принесла ему в баночке суп, но он его уже не дождался. Вечером пришла с работы мама, ахнула и свалилась. Утром она не могла встать. Так закончилась моя учеба, и пришлось взять на себя все заботы: похороны отца и выхаживание мамы. Мы жили на Бульваре Профсоюзов, а тетя — у Московского вокзала. Мне пришлось везти маму на санках к тете Груше, т.к. у нее была маленькая комната (18 кв.м), которую было легче обогреть. Как я довезла маму — не могу понять. А тело папы осталось в нашей комнате. Только 1 февраля папина сестра и ее сын помогли мне отвезти его на сборный пункт на Крюковом канале. Мама после нервного шока не поднималась. Мне пришлось три раза ходить на завод «Электроприбор» на 24-й линии Васильевского острова, чтобы получить за папу страховку. Эта страховка помогла нам выжить. Покупая по вязаночке дров, мы поддерживали тепло. Когда я последний раз ходила на завод за деньгами, со мной случился голодный обморок. Меня поднял офицер. Первой моей мыслью, когда я пришла в себя, было: «Что будет с мамой и тетей Грушей, ведь у меня их карточки на хлеб...» 27-28 января 1942 года в городе вообще не выдавали хлеб. Ждали, когда встанет лед на Ладоге, чтобы доставить продовольствие в Ленинград. Мама поднялась, и 1 апреля пошла на работу, на прядильно-ниточный комбинат. Она была еще очень слаба, и я провожала и встречала ее с работы. В апреле началась уборка города, на которую вышли все, кто мог хоть как-то передвигаться. 24 апреля 1942 г. Я устроилась работать на Прядильно-ниточный комбинат им. Кирова, готовила маскировочные сети. Это был заказ фронта – сети использовались для маскировки важных военных и гражданских объектов на фронте ивгороде. Этими сетями был замаскирован и Смольный. Работали здесь в основном 15-летние девочки, но норму выполняли на 150-180%. В ноябре 1942 г. меня избрали секретарем комитета комсомола (а мне только в сентябре исполнилось 16 лет). Я была худенькой, с косичками, совсем не походила на руководителя. Сижу как-то в комнате и размышляю, с чего начать работу, как ее организовать, а тут входит старшина, представляется комиссаром с военного корабля «Коралл», стоящего на Неве, рядом с комбинатом. Он пришел договориться о совместной работе. Из молодежи комбината были организованы бригады, которые после работы дежурили в эвакогоспитале, расположенном в Александро-Невской лавре, помогали выгружать раненых, ухаживали за ними, ремонтировали белье. Бригады работали в подсобном хозяйстве, участвовали в разборке завалов после обстрелов и бомбежек; разбирали на дрова разрушенные деревянные дома и развозили их наиболее нуждающимся семьям; шефствовали над воинской частью и детским домом. Комсомольская организация в ноябре 1942 г. была небольшая — всего 70 человек. Несмотря на бомбежки и артобстрелы, стали восстанавливать производство. В цехах было холодно, на полу лежал лед, к машинам невозможно было притронуться, но комсомольцы взяли обязательство отработать внеурочно не менее 20 часов. Уже в мае 1943 г. некоторые цеха вошли в строй. Я находилась на казарменном положении, наши делегации выезжали в действующую армию на разные участки фронта. Особенно запомнилась поездка в День Военно-Морского Флота в июле 1943 года. Рано утром 23 июля мы собрались в Смольненском райкоме комсомола. За нами должны были прислать машину, но в городе начался артобстрел, и пришлось добираться пешком до Финляндского вокзала. Оказалось, что поезда пойдут только ночью. Под утро мы добрались до станции Горская, где несколько часов ждали катер. Когда пришел катер, он не смог подойти к берегу, и матросам пришлось переносить нас в шлюпку, а затем поднимать на катер. Прибыли после обеда прямо к торжественному собранию, успели лишь умыться и немного привести себя в порядок. С ходу пришлось выступать перед матросами и вручать подарки. И только после этого мы смогли поесть, попить и немного отдохнуть. Больше суток во рту не было ничего. На следующий день нас отвезли на маяк, затем показали хозяйство части. И вдруг неожиданно на бреющем полете выскочил немецкий самолет и обстрелял батарею из пулемета. Нам повезло: лишь обсыпало комьями земли и осколками бруствера. Моя мама была переведена с комбината на военный завод на Ржавке, где работала весовщицей, заправляла мины и снаряды. Когда она входила в трамвай, от нее шарахались, т.к. она вся была желтая, как при желтухе. Вспоминая те блокадные дни и нашу работу, мы понимаем, каким это было суровым испытанием на мужество и стойкость. 27 января 1944 г. была снята блокада Ленинграда, город торжествовал, в клубе МВД проходил вечер районного актива, на котором я познакомилась с Сашей, моим будущим мужем. В декабре 1944 г мы сыграли свадьбу. С января 1945 г. я работала инструктором райкома комсомола, затем — секретарем комитета комсомола Ленинград-Московского пассажирского узла. В 1949 году, имея двоих детей, пошла учиться в библиотечный техникум, а затем — в библиотечный Институт им. Н.К. Крупской, который окончила в 1956 г. Саша с 1946 г. учился в Военно-Морской Академии им. Крылова, затем — в адъюнктуре, в 1954 г. защитил кандидатскую и два года работал в НИИ ВМФ. В октябре 1956 г. его направили в Севастополь в ЧВВМУ им. П.С. Нахимова - начальником факультета кораблестроения и вооружения, и наша семья переехала вслед за ним.