Вспоминает Юрий Дмитриевич Соколов, Балашиха

Когда началась война, мне было 15 лет. 6 июня 1941 года я был зачислен в Военно-морскую спецшколу,  где учился с 8 по 10 класс. 8 сентября, когда горели Бадаевские склады, я был неподалеку и всё видел. В Смольном знали о пожаре, но не тушили, т.к. тушить было невозможно. Постоянно были налеты немцев.

Диверсанты пускали ракеты, показывая место, которое нужно бомбить. Когда взяли Шлиссельбург, все стало ясно: дорога на Большую землю закрыта. Если бы полосу до Финской границы взяли,  то Ленинграда бы не было.

Люди спасались благодаря «Дороге жизни». Летом перебирались через Ладожское озеро на кораблях. Пускали нефть, бензин цистернами по Ладоге. Потом сделали электропровод.
 

Я ловил кошек. Сдирал шкуру. Представлял, что это кролик. Дядя – агроном-зоотехник привозил мерзлые капустные листья.

Метроном мы слушали в подвале.

Гасили бомбы с зажигательной смесью: бомба летела со свистом. Если падала на квартал – он исчезал. В школе говорили о том, каких домов не стало.

Помню, ещё 18 ноября ходили в баню.

Для нас голодовка началась 22 июня, т.к. родители взяли заём, и наша семья (6 человек) осталась без хлеба. Денег не было. Все лето голодали.

Давали 10 пачек толокна. Ели «болтушку» - кисель на весь день.

2 июля школу, где работала мама моя, эвакуировали из Ленинграда. Мы остались. Думали, что все это временно… Те, кто вовремя уехали в Ярославскую область, спаслись.

Жгли книги, чтобы топить буржуйку. Ломали стулья.

За водой ходили на Неву. Ложились на лёд, кружкой черпали воду. Наливали. Самое трудное было – вылезти на берег. Помню, подошёл мужчина и спросил: «Парень, чего сидишь?» - «Я не могу подняться», - ответил я.

Моя обязанность была: в 4-5 утра занимать очередь за хлебом. Стояли с 5 до 9 утра, чтобы получить 125 гр. хлеба.

Я видел, как 5-ти тонный грузовик ехал. Из него торчали ноги. Это были трупы. Машина ездила по улицам, и водители собирали трупы. Дальше их путь лежал на Пискаревское кладбище. В декабре мёртвых тел еще не было - люди двигались. Мертвые стали появляться  позже.

Люди помогали друг другу. Моего отца нашли сидящего у дома. Сил не было идти, т.к. всю еду он отдавал мне. Соседи его довели до дома. Это было 25 декабря, а 5 января он умер.  Мы получали на него хлебные карточки до марта. Когда кто-либо умирал, родственники старались как можно позже сообщать властям о случившемся.

Следующий  был бы я, если бы не эвакуация. Помню, меня положили на санки, повезли на пункт сбора, где было наше училище. Кто мог идти – шёл. Играл оркестр. Трубы прилипали к губам. Если один человек падал, то валился весь строй.

Нас эвакуировали в 1942 году. На машине довезли до Финляндского вокзала.  Грузовик был с открытым верхом. Мы ехали почти 30 км по Ладоге на машине. Колеса были в воде. Если налет или полынья – машина замирала. Мои сёстры видели, как проваливались под лед машины с людьми.

Когда не хватало мест в машинах, люди бежали на железную дорогу. Детей пихали через решетку, чтобы отправить. Если не было разрешения, то не пропускали. У нас разрешение было.

Пока ехали, меня сморило. Я очнулся, когда начало темнеть. Лежат вещи,  и я лежу, встать не могу. Пополз по снегу. Слышу разговоры: «Эшелон. Посадка». Меня подняли. В эшелоне был врач. «Снять» - скомандовал он. Меня сняли с вагона в Череповце.

12 февраля я оказался в госпитале. Из 212 человека 8 умерло. У многих начались пролежни, гангрена. Из госпиталя я уехал через 1,5 месяца. Санитарный эшелон шел до Пермской области. Далее до Архангельска еще 2 месяца.

 К 12 июля 1942 года добрались до Тары Омской области, где была спецшкола. Учёбы как таковой не было. Мы за 3 месяца закончили 8-ой класс. В Таре питались  чуть лучше, чем в Ленинграде. Помню: дали нам с товарищем ведро картошки. Мы её съели вдвоем. После, в училище ели гороховый суп. Шинель была мала, на 20 см не застегивалась.

В июне 1944 года нас привезли в Ленинград. Поместили в училище, где не было крыши. Ремонтировали крышу. В столовой хлеб давали по полбуханки на человека.

После войны служил на флоте. Работал инженером. Служил на Камчатке, на Дальнем Востоке. Потом - военно-морская академия на Чёрном море.

Сейчас я занимаюсь патриотической работой. Сотрудничаю с краеведческим музеем при школе в г. Тара. В Москве - с Центральным музеем современной истории России.