Вспоминает Тамара Шукалова, Норильск.

Тамара Николаевна родилась в Одессе, и её семья жила в доме на знаменитой Дерибасовской. Были очень трудные времена: 30-ые годы, постоянная смена власти, бандитизм, разруха, голод… Хоть семья и жила в пятикомнатной квартире (с жильём всё было в порядке), но других проблем было предостаточно. Семья принимает решение переехать в Ленинград к дедушке и бабушке по папиной линии. Тамаре на момент переезда было всего девять  месяцев. Её маме было очень нелегко, потому что кроме дочери на её руках был младший брат, Володя, который остался без родителей. Получилась так, что старшая сестра стала мамой для своего младшего брата. Во время войны Володя был лётчиком. За проявленные доблесть и героизм Владимиру Семенишину было присвоено звание Героя Советского Союза. Среди дорогих семейных вещей у Тамары Николаевны хранится орден Отечественной войны I степени, в который попала вражеская пуля и расплющила его. Эта семейная реликвия очень дорога Тамаре Николаевне, и она бережно хранится в домашнем музее блокадлницы.

В день, когда началась война, 22-го июня 1941-года, Тамара вместе со своей семьёй  была на даче на станции Всеволожской под Ленинградом. Вместе с другими родственниками Тамара оказалась в блокадном Ленинграде на долгие и страшные годы, и только в августе 1942 года Тамара с мамой были эвакуированы в Ярославскую область.

«Я быль из той войны и рассказы мои – быль о той войне. Я – житель блокадного Ленинграда, должна поведать миру о тех страшных днях и ночах, которые становились годами»:

8-го сентября 1941-го года началась блокада Ленинграда. Это была одна из величайших  трагедий мирового масштаба. Это был невиданный во всей истории человечества, в том числе и новейшей, пример массового террора регулярной армии против миллионов мирных людей в рамках одного города, обречённых на истребление и умерщвление.

А самое главное – эти события стали самыми сильными во всей отечественной летописи доказательством  неизмеримой выносливости и терпения советских людей.  Во время блокады города  умерли от голода  около миллиона жителей разного возраста. За время блокады Ленинграда немцы обрушили на город  4 тысячи 667 фугасных бомб.  Зажигательных бомб – 69 тысяч 618.  Артиллерийских снарядов – 148 тысяч 478».

Высказывания Адольфа Гитлера:

«Если я войду в Москву, я оторву России голову. Если я возьму Баку – перережу вены.  Если захвачу Ленинград – ударю в сердце».

Я не знаю, откуда эти слова, но наткнулась я на них, перебирая архивные документы Тамары Николаевны Шукаловой. И её приписка под несбывшимися мечтами фюрера:

«Город не сдался. Сердце бьётся».

Тамара Николаевна продолжает вспоминать:

«Разрушения, нанесённые фашистами, были велики. Из трёхсот памятников архитектуры, состоявшими в Ленинграде  под охраной, двести получили серьёзные повреждения, в них попали снаряды и фугасные бомбы.  В Казанский собор попали три артиллерийских снаряда, в Исакиевский – тоже три; на территорию Адмиралтейства упало 120 бомб и снарядов.  Воронки от фугасных разрывов изрыли  Летний, Михайловский, Таврический сады. Огромные проломы зияли на фасадах театра имени Кирова, здания Академии художеств,  в стенах жилых домов на Невском проспекте и улице Гоголя, на Мойке и канале Грибоедова».

[object Object],[object Object],[object Object],[object Object]

Признание Тамары Шукаловой любимому городу:

 

«Моя синеглазая Нева,

Звёздочка моя!

Петропавловский  шпиль,

Пляжа узкая полоска.

 

                         Жёлтенький песок,

                         Где до Второй мировой

                         Был утерян

                         Мой детский совок.

 

Купальник в синюю полоску,

Тёмно-синяя матроска –

Стопроцентная шерсть,

Мне уже не шесть…

 

                        Небо чёрным стало,

                        Но это не дождевая туча

                        Это вражеских самолётов

                        Целая куча.

 

Падали бомбы одна за другой,

Это бомбили мой город родной.

Нет целого дома,

Ни одной мостовой

По адресу: Мойка, 10,  кв.17

 

                        Вдали от Невы

                        И от Мойки

                        Я буду целовать

 

                            Булыжники на мостовой,

                            Где стоял дом мой родной…

                            Город, я всегда с тобой.»

                           (Написано в Норильске в 2016 году).

 

Из воспоминаний Тамары Николаевны:

«Зима 1941-го года была очень холодной, морозы достигали отметок -35-30С. Даже Нева замёрзла. Не знаю, как нам удалось пережить такое испытание, тем более что были и другие испытания: бомбёжки, голод… После артобстрелов и бомбёжек родной город выглядел плачевно, жители относились к этому с большим состраданием, даже дети это чувствовали и пытались чем-то городу помочь. Однажды после одной из таких бомбёжек моя подруга предложила пойти убирать Дворцовую площадь, убирать осколки:

Ленинград. Осень 1941 год.

 

- Я не сохранила осколков горсть…

Подруга по школе

Очень красивой девочкой была,

Она на улице Халтурина жила.

 

                          Первый этаж,

                          Окна на Мойку,

                          Подъезд – напротив атланты.

 

Во время войны мы не носили банты.

Артобстрелы не есть гаранты,
Но мы на площадь ходили.

 

И подруга как-то сказала:

«Ну, надо наказать немца-нахала».

 

                      Прибраться на Дворцовой площади она пожелала.

                      Осколков собрали много

                      И побежали домой.

 

     И так много раз,

 

                      Как будто в сердце звучал приказ.

 

Хороший у нас был порыв, патриотический, но очень опасный для жизни и здоровья. Однажды наши соседи, увидев нас на «субботнике» на Дворцовой площади, грозились сказать об этом нашим родителям, а это было крайне нежелательно, а поэтому оставили наши добрые намерения по уборке нашего города на послевоенное время.

Однажды после одной из таких бомбёжек нам пришлось покинуть наш любимый дом (Мойка, 10/47) и переехать в Петроградский район к родственникам на ул.Зверинскую, дом 42, кв.84.

Но принимая этот вынужденный переезд как данность, я не могла расстаться с родной школой, школьными друзьями и учителями и продолжала ходить в свою школу на Мойке. Ходила до тех пор, пока со мной не случилась история, воспоминания о которой в моей памяти многие десятки лет свежи и незабываемы. Так детская память фиксирует то, что поражает своей необычностью и даже ужасом.

Наступала ленинградская весна. Снег уже сошёл, начинала зеленеть трава, земля набиралась сил и готовилась к приходу очередного времени года. Размахивая портфелем и подпрыгивая на ходу, я возвращалась домой. То, что я увидела в следующий момент, сразило меня наповал. Нет, я не испугалась, но я была сражена до глубины души: на земле передо мной валялись две огромных человеческих кисти, разбухшие от времени и влаги. Они были яркого лимонного цвета. Я заметила, что они были явно отрезаны чем-то очень острым, как будто хирургической пилой, края были ровными и аккуратными. Тут же валялась груда кишок чёрно-бордового цвета…

Я не испугалась и матери ничего не сказала, но после этого случая немедленно согласилась перейти в новую школу по нашему новому месту жительства».

Эвакуация. Ладога. Лето 1942-го года.

Посвящается командиру катера.

 

Организмы детские карабкались за жизнь,

И вот в подспорье им появилась «Дорога жизни».

Оказалось, что это ещё одно испытание.

За что?

Господи, это что-то не то в твоей канцелярии -

Баржи, машины шли на дно…

Нам повезло:

Наш боевой командир крутил рулём-штурвалом зигзагами,

До дыр на ладонях.

 

Нас от  стены к стене кидало,
Кукла на пол упала…

 

Дайте же кто-нибудь одеяло или подушку,

Чтобы не поранить ушко!...

Но все изрядно блевали…

Только вот – чем?

 

Да наверное кишками.

Дотянул до берега командир,

Он заслужил генеральский мундир.

На берег выползать стали,

Родные звали…

 

Моя мама меня: «Тамара, Тамарочка!»

А я куклу искала…

Командир: «Туда возвращаться нельзя,
Уходи от причала».

С командиром у нас расходились пути:

Мы вглубь страны,

А командир – в обратный путь,

Через жуть

В жуть…

 

 

С  приятельницей в Петербурге в мае 2016-го года

 

Тамара Николаевна Шукалова вспоминает:

«Я не была в Питере очень давно, лет эдак 30.  Какие-то смешанные чувства живут во мне: и хочется попасть в город своего трудного детства, и вроде как боязно с ним сейчас встречаться.

Но всё решилось удачно и в мою пользу. Тамара Михайловна Путинцева, моя давнишняя приятельница, с которой мы путешествуем, всё-таки вПитер меня привезла. Так хотелось мне  поздороваться с моим Ленинградом, увидеть свой дом № 10 на Мойке, но мы долго его искали, и я ничего не могла узнать, пока строители, работавшие поблизости, не подсказали, что после войны некоторые дома перестраивались, поэтому их и трудно узнать. И они показали мне мой дом № 10…

Нашла я и свою булочную, в которой мы по хлебным карточкам получали свои скромные пайки: 125 г хлеба на один талон… Потерять такой талон в то время было настоящей трагедией. Хлеб был на вес золота.

Булочную-то я нашла, но ней было написано «Ресторан»… И мне стало как-то даже обидно… А ведь можно было сделать, например, музей блокадного хлеба. Это ведь было такое святое место для нас, где мы получали не просто хлеб, по талонам, мы получали талоны на жизнь».

 

Воспоминания записала журналист Лариса Фоменко, Норильск.