Вспоминает Ирина Полищук, Москва

     Наша семья жила в Ленинграде на Лесном проспекте, дом 64. Отец работал на «Красной заре», где до войны выпускали телефонные аппараты. А мама окончила медицинский институт, была стоматологом.

   Когда объявили войну, я с бабушкой и братом была на даче в Мге. А ведь именно там было самое пекло военных действий. У мамы как у врача был везде пропуск, и она сразу ринулась за нами. Только благодаря ей мы смогли уехать из Мги – к тому времени оттуда выпускали только военные поезда.

   В Ленинграде все магазины оказались пустыми к нашему возвращению, мы ели то, что когда-то припасли на дачу. Отец все время был на заводе, дома почти не появлялся. Мама хотела эвакуироваться, но ей отказали – сказали, если бы у вас было трое детей, а не двое, то разрешили бы выехать из Ленинграда. К тому же она была врач, еще и поэтому не выпустили. Она начала работать в поликлинике хирургом. А мы сидели дома с бабушкой.

   Помню, как в соседнюю аптеку попала бомба. Мы были дома. Пролетая, бомба, визжала так, как будто ржет лошадь. Мама накрыла меня собой. Но бомба не разорвалась, и это нас спасло.

   Мы жили в коммуналке. Зимой и наша семья, и соседи переехали в общую кухню – так было холодно. Посредине стояла плита, и все грелись возле нее. Однажды пришел сосед, сел на кухне и больше не встал. Эта картина как кадр из кино всплывает в моей памяти.

    У бабушки не было сил, чтобы спускаться в подвал, и поэтому во время бомбежек мы оставались дома. Мы, дети, прятались в ванной, чтобы не слышать вой снарядов. И однажды бабушка не успела нас проводить туда, бомбежка застала нас на лестничной площадке с большими витражными окнами. Стоял страшный гул самолетов. Помню это чувство страха.

   У отца была бронь – у него был поврежден глаз с молодости. К тому же, завод, где он работал, выпускал военную продукцию. В феврале 1942 г. папу командировали в Москву, и мы поехали с ним. Блокада для нас закончилась. С тех пор я живу в столице.