Вспоминает Валентина Алексеевна Полякова (Морева), Ярославль

Из письма в Ярославскую общественную организацию «Жители блокадного Ленинграда»:



Я, Морева Валентина Алексеевна, родилась 26 мая 1933 года в Ленинграде. Жила с родителями: мама, папа, я и брат Виктор.


Когда началась война, я была маленькая, в школу не ходила. Помню, что окна выходили на Неву. Я любила сидеть на окне и глядеть на реку. Потом окна занавесили, чтобы не было видно света. Часто была воздушная тревога, мы бегали в убежище.


Мой отец работал на заводе. Вскоре отца взяли на фронт, а мать осталась с нами. Мать вскоре почувствовала себя слабо и заболела. Я везде ходила - за хлебом с карточками, за водой на Неву, и все взрослые пропускали меня без очереди. А мать говорила:  «Ешьте хлеб, я все равно умру, а вы поживете».

Мать отправили в больницу, она там умерла. Похоронили ее в братской могиле, завернутую в тряпку. Я и мой брат все это видели.


Отец был на фронте, я до сих пор не знаю, где он. Я и брат остались в квартире одни, было и холодно и голодно, темно и страшно. Всё видели на улице: как помирали люди, как ездила машина подбирала мертвых и как на санках люди возили мертвых в простынях, завязанных веревками, и сваливали в братские могилы. Люди умирали, а у них вырезали из ягодицы мясо и ели. Было очень голодно. По правде говоря, у нас были хорошие соседи, они нам сочувствовали и помогали: и покормить и спать уложить. 


Потом стало еще тяжелее жить и соседям и нам, тогда решили нас устроить в детский дом-распределитель. Пришла к нам домой женщина и сказала: «Пойдемте со мной». Она привела нас в здание, там было много детей, нас накормили и напоили, но все равно, очень и очень хотелось кушать. Нам сказали: «Много кушать нельзя, умрете».


В детдоме помирало много детей, я пошла и увидела своего брата. Свету не было, и мы  ходили по мертвым детям, а утром их хоронили. Потом брат умер, и осталась я одна в детдоме-распределителе.


Время шло медленно, и война длилась, и вот решили нас, детей, вывезти из Ленинграда. Посадили нас, детей, на пароходы и везли по Ладожскому и Онежскому озеру. Пароходы обстреливали, бомбили, первый пароход утонул, средний прошел, где ехала я, а пароход сзади загорелся. Сколько было ужаса, какой был крик!  Страшно было глядеть, как плавали дети и взрослые в воде со льдом, и все кругом горело, и кто-то вдруг сказал:«Это дорога мужества».


Потом с парохода нас сняли и повезли на железную дорогу в Ярославскую область станция Маслово.
Там нас ждали подводы с людьми. Снимали с поезда нас, детей, и говорили:«Это блокадные дети Ленинграда». У меня и у всех детей была кожа да кости, а женщины пожилые говорили: «Поправитесь, ребята, и будете жить».

Распределили нас всех по домам, дали нам покушать по ложке черной каши и по полстакана чая. Все равно очень и очень хотелось кушать, а люди говорили:«Нельзя, умрете, нам пищи не жалко, да только вы умрете». 
И вот я не умерла, осталась жива.

 
Вскоре образовался в селе Полегаево Новинского сельсовета детский дом 83. Было очень трудно, но колхозники приносили кто посуду, кто еду, у кого что было, всем помогали. А потом стало хорошо, стали ходить в школу.


По материалам Центра документации новейшей истории Государственного архива Ярославской области (ЦДНИ ГАЯО).