Вспоминает Горяева Т .А., Углич
Из письма в Ярославскую общественную организацию «Жители блокадного Ленинграда»
Родилась в Ленинграде в 1938 году и жила там до 1942 года. Родителей своих я не помню, ведь когда меня вывезли из Ленинграда, мне исполнилось только 4 года.
О Ленинграде у меня несвязные отрывочные воспоминания. Дома у нас была небольшая комната в 2 окна, кровать, комод, круглый стол, этажерка, диван, печка-столбянка, пара стульев; кухня – она же прихожая, там плита и моя кроватка… Отец наклоняется над кроваткой, наверное, прощался, уходя на фронт… Вот стоим с мамой у двери своей квартиры, а у соседней двери пограничник с собакой… Наверное, я ходила в детский садик, потому что помню, как нянечка мыла меня в тазу, а я плакала. Также помню большие двери с огромными ручками… Вот за окном голубое небо, плывут белые облака, и звенит трамвай…
Помню, что были у меня тетя Наташа и дядя Паша, а у них дети Зина и Владик. У них квартира была из 3-х комнат. Тетя Наташа связала мне белую пуховую шапочку. Она часто болела, а с ребятишками я играла, они мои ровесники, ну может на год старше или младше…
Помню, летом ярко-зеленые вагоны и шоколадные эскимо на палочке – это, наверно, мы до войны куда-нибудь ездили, может, к бабушке с дедушкой?.. А вот бомбоубежище – тускло освещенный подвал, забитый женщинами и детьми. Дети плачут, и я+ тоже…
Кто были мои родители, где работали, я не знаю. Мне запомнилась одна ночь. Проснулась я на руках у мамы. Было темно. Мама шла или бежала по переулку, и я запомнила круглую трансформаторную будку и всё. Больше мамочки я не видела и не слышала. Тут провал памяти. Наверно, попали мы с мамой под бомбежку во время воздушной тревоги. Маму, видимо, убило, а я отключилась.
Помню только, что какая-то тетя привела меня в дом, где были другие ребятишки. Это, наверно, было зимой, потому что, помню, на мне было малиновое пальто с меховым воротничком и малиновая теплая шапочка с опушкой. Меня привели в комнату, заставленную кроватями. Там была молодая женщина и дети. Она читала им сказку «Дюймовочка». В этом доме детей было немного. Я помню, что нам, детям, делали уколы. Днем мы бегали по коридору, а вечером было страшно. Воспитатели успокаивали нас, говорили: «Ничего, ребятки. Вот кончится зима, и вы поедете на дачу к Сталину. Там вам будет хорошо».
Когда и на чем нас, детей, вывозили из Ленинграда, я не помню. Только помню, что поезд стоял, а мы, ребятишки, играли на песочной куче. Всё это помнится отрывками. Вот на грузовой машине нас привезли в д. Улейму, где был детский дом. Здесь я прожила зиму, а летом меня перевели в Углич, в детский дом №90, где я и воспитывалась с 1942 г. по 1957 г. По выходе из детского дома у меня на руках были документы: паспорт, аттестат зрелости и свидетельство об окончании техучилища. А там уж началась самостоятельная жизнь. Так что в блокаду я никаких подвигов не совершала, а только потеряла мать во время бомбежки.
По материалам Центра документации новейшей истории Государственного архива Ярославской области (ЦДНИ ГАЯО).
