Вспоминает Галина Дейкина (Корешкова), Юбилейный.

Я сидела одна дома. Братику было 2 года. Он ходил в садик. Осенью 1941 года начали эвакуировать детские сады. В Бологом их состав сильно бомбили, наступали немцы. Детей обратно бросали в автобусы. Многие дети не вернулись, мы потеряли брата, родители ждали их в детском саду. Картина была страшная. Мы с сестрой искали брата три дня и, наконец, нашли. Дети лежали на полу рядами. Не плакали, не говорили и не двигались. Братик был в девичьем платьице. Ручки, ножки висели безжизненно. Очень трудно мне писать, всё это вспоминая...

Погода была тёплая, была же осень. И вот помню, откармливали мы его чечевичной кашей, он встал на ножки. А потом зима... Мама работала посудомойкой в рабочей столовой, я иногда ездила к ней. Становилась около окошечка, где сдавали посуду, и облизывала каждую тарелку. Хотя кто мог оставить хоть что-то - когда был такой голод!

Я ходила в булочную каждый день к открытию за хлебом на себя и сестру. И всегда у дверей были замёрзшие трупы людей, так и не дождавшихся открытия. А однажды за мной бросился мужик, чтобы отнять хлеб. Я бежала, кричала, хорошо, что наш дом был близко. Дом наш был небольшой, с одним подъездом. Внизу был подвал, где хранились дрова - раньше дома отапливались в основном дровами. И вот весь дом перебрался в подвал. У нас там стояла железная кровать, керосинка, горшки, кастрюли. Хотя если бы в дом попал снаряд или бомба, ничего бы от него не осталось.

Пришла весна. Стала всходить трава на тротуарах, в садиках. Однажды мы с сестрой пошли за братиком в сад. Она вошла внутрь, а я стала рвать в садике травку. Вышла сотрудница и запретила рвать, сказав, что если каждый будет собирать траву, то чем же кормить детей?

В мае 1942 года мы эвакуировались: мама и нас трое. Ещё с мамой была её родная сестра с сыном. Эвакуация шла с Финляндского вокзала, территория которого была обнесена высокой железной решёткой. Когда за неё попадаешь, оказываешься в другом мире. На человека давали по буханке хлеба. Мама нам давала по маленькому кусочку, а её сестра не послушалась маминого совета есть хлеб понемногу, и они с сыном умерли дорогой.

Эвакуация шла через Ладожское озеро. Воды почти не было видно, сплошной транспорт (катера, лодки, плоты, баржи и т.д.). Очень часто вздымались фонтаны воды, и транспорт уходил под воду. Нас сильно бомбили. Но там, на берегу всё было как-то по-другому. Страшное количество народа и все с огромным багажом, ведь вещи не сдавали и всё везли при себе. И там же выдавали очень хорошие пайки. Мы ехали в товарном вагоне, где было много семей, из Ленинграда до г. Углича мы ехали целый месяц. В деревне под Угличем были родители моих родителей. Нас там никто не ждал. Бабушка не вставала с постели, тётка больная, хозяйства никакого. Так мы прожили 4 года. Я ходила в школу за 2 км, а сестра — за 7 км лесом. Одежды никакой, а потому она брала задание и дома училась, окончив 5 классов.

Деревня была на военном положении. Кругом одни бабы. Но выращивали всё и отправляли на фронт. Какие стада! Поля все засеяны. Мальчишки работают на телегах с 8 лет, а девушки-подростки на тракторах.

В 1946 году мы вернулись в Ленинград.