Вспоминает Вера Батуринская, Санкт-Петербург

Я родилась в Ленинграде 18 июня 1939 года.

Когда началась война, мне было 2 года и я, конечно, мало что помню. Мама отказалась эвакуироваться, и нас не эвакуировали.

Отец ушел на фронт, и мама  со мной и еще двумя моими сестрами остались  в Ленинграде. Началась блокада, у меня, в следствие рахита, искривились ноги. Меня часто ставили в перевернутую табуретку. Я все время кричала, плакала и просила себа - это я так называла хлеб. Мамочка где-то на поле находила остатки каких-то листьев, кочерыжек от капусты,  и давала нам. С тех пор я люблю капусту.  Помню, когда уже подросла, как тянулась на стол, чтобы посмотреть, нет ли на нем крошечки хлеба.

Мы жили на Фонтанке, дом № 36 в 17- метров ой комнате,  в которой была круглая печка на две комнаты (т.е. соседка могла топить со своей стороны и мы со своей ). Когда начиналась воздушная тревога, я пряталась за эту печку, а когда тревога заканчивалась, я выбегала и кричала: «Я не боюсь, я не боюсь!»

Как-то пошли в магазин за пайком, началась бомбежка. Все люди спрятались в подворотню, а нас мама схватила: меня на руки, сестер за руки, и мы побежали к дому. Так те люди, которые в подворотню вбежали, все погибли, туда попала бомба, а мы остались живы.

Помню, когда мама получила извещение о смерти отца, она нас посадила на кровать, сказала об этом, и мы долго все плакали. Я тоже плакала, но бессознательно, я не помнила отца, так как  была маленькая.

После войны у нас на Фонтанке работали пленные немцы. Я подошла к немцу и спросила, зачем ты убил моего папу? Он ответил: «Девочка, я не хотел, я не виноват, нас заставили».

Спасибо нашей мамочке, что она нас спасла и сохранила.  Мы ее тоже берегли. Она умерла на 92 году жизни.

Благодаря заботе собеса и администрации района я не ощущаю одиночества. В районе созданы благоприятные условия для проведения досуга ветеранов. С 1986 года я живу, наконец, в отдельной квартире.