Вспоминает Валентина Богданова (Румянцева), Юбилейный.

Прошло много лет, но дни блокады, дорогу жизни, эвакуацию на Урал, потерю родных людей мне никогда не забыть.

Не забыть мою бабушку - Румянцеву Александру Семёновну, которая 21 марта 1942 года умерла от голода и холода в блокадном городе Ленинграде. Она была очень верующим человеком и знала, когда умрёт. Ещё до войны она приготовила всё для похорон, в том числе был и саван, в который мы её положили. Моя мама, обессиленная, с опухшими ногами, еле передвигаясь, на саночках могла довезти только до Пискарёвского кладбища и там оставить. Обратная дорога домой была ещё тяжелее, но мысль, что её ждут двое голодных детей, у которых в городе нет больше родных, помогла ей не упасть, а это значит конец жизни, и вернуться домой.

Не забыть моего отца - Румянцева Павла Никифоровича, который с первых дней войны был призван на службу в МПВО (местная противовоздушная оборона), спасал людей из разрушенных немцам домов, отвозил убитых и умерших на кладбище. Из-за отсутствия воды, работы канализации, возникали локальные вспышки заболевания дизентерией. От этой болезни в возрасте 44 лет 22 марта 1942 года умер мой отец. Похоронен на Пискаревском кладбище.

К началу Великой Отечественной войны наша семья состояла из пяти человек: я - Богданова Валентина Павловна (девичья фамилия Румянцева), мама - Румянцева Александра Ивановна, сестра Тамара, папа и бабушка. Семья проживала по улице Батенина, дом 9/39 Выборгского района г. Ленинграда дом находился недалеко от железнодорожной ветки, с первых дней войны регулярно подвергался артиллерийскому обстрелу и бомбежкам.

В начале войны, после объявления по радио: «Воздушная тревога!», мы спускались на первый этаж нашего дома, потом перестали, страха быть убитым не было, голод побеждал страх.

Немцы, разбомбив Бадаевские продовольственные склады, заставили жителей города голодать. В ноябре 1941 года рабочие получали на день только 250 граммов хлеба, а иждивенцы - 125 граммов.

Полученный на день хлеб мама делила всем поровну, каждый из нас получал тоненький прозрачный кусочек хлеба три раза в день. Продовольственных запасов до войны у нас не было, кое-что из вещей мама поменяла на дуранду (прессованные отходы злаковых культур, предназначенные для корма скоту), но этого хватило только на одну неделю.

Зима 1941-1942гг. была очень холодной, спали на кухне в верхней одежде, в валенках под одеялами, но сна не было, просто лежали и думали об очередном кусочке хлеба. От голода я была дистрофиком (по словам мамы), моя голова на шее не держалась, лежала на плече. Иногда мама приносила дрова (головешки, щепки, куски разбитой мебели), тогда растапливали на кухне плиту, на которой в довоенное время жильцы квартиры готовили пищу. И немного согревались. И пили чай - а это растопленный снег, а пили его с солью. Плита быстро остывала и снова становилось холодно.

Постепенно к хлебу начали выдавать муку, а с наступлением весны, когда выросла лебеда, стали варить суп (трава, вода и мука).

Этой же весной мама поступила работать на конфетную фабрику им. Микояна, там уже требовались рабочие, и мама задолго до войны там работала. Меня определили в детский сад. Радость была недолгой, нас отправили в эвакуацию на Урал.

Начало пути - это на барже через Ладожское озеро. Наша баржа удачно пристала к пристани, следующую баржу немцы разбомбили. Мы видели и слышали крики тонущих людей, а немцы бомбили тонущих и в воде.

Многие ленинградцы нашли своё последнее пристанище на берегу Ладожского озера. Изголодавшиеся, они сразу съедали полученный сытный паёк и, корчась в муках, умирали. Так чуть не случилось с моей мамой, съела она немного и почувствовала себя плохо, не раздумывая, она положила два пальца в рот и освободила желудок от пищи, это спасло её от смерти.

На Урал мы продолжали путь по железной дороге в телячьих вагонах, места были только для сидения. Постепенно места освобождались, больных переводили в санитарный вагон, умерших выбрасывали на ходу поезда из вагона.

Не забыть женщину, которая с двумя детьми 3-х - 4-х лет ехала в одном с нами вагоне. Женщина заболевает, думает, что это конец и перед отправкой в санитарный вагон просит позаботиться о её детях, оставляет номер полевой почты мужа.

Поезд продолжает путь на Урал. На остановках поезда нам выдают продовольственные пайки. Мама кормит не только нас с сестрой, но и детей заболевшей женщины. На счастье, женщина возвращается в вагон, но теперь заболевает моя мама, руки и ноги сводят судороги, растираем. Но лучше не становится, на большой станции её должны снять с поезда. Тогда женщина, которая оставляла маме детей, говорит: «вы не оставили моих детей, поили, кормили, ухаживали за ними, я помогу вам!». Она достала бутылку вина и этим вином растирала всё тело моей мамы, судороги прекратились, и мы поехали дальше, город Тавда, Таборинский район, деревня Носово.

Вспоминается случай, когда до войны моя мама в свободное от работы время на заводе «Светлана» подрабатывала стиркой белья у обеспеченной семьи. Муж, вероятно, был музыкантом и ушёл на фронт, скрипка осталась дома. Хозяйка дома хотела её сохранить, так как эвакуировалась из Ленинграда, и попросила эту скрипку сохранить, по её словам, она могла доверить её только моей маме.

Многие годы эта скрипка хранилась в нашей семье, за ней так никто и не пришёл, вероятно, все погибли. И только чрезвычайные жизненные обстоятельства заставили продать эту скрипку за очень небольшую сумму, покупатель предложил - мама согласилась. Так закончилась история, вероятно, очень ценной скрипки для нашей семьи.