Вспоминает Ирина Барсукова, Юбилейный

Воспоминания моей мамы.

Мою маму зовут Виноградова Нина Фёдоровна, 1918 года рождения. В Ленинграде мы жили на ул. Зверинской, недалеко от зоопарка. 1 августа 1940 года родилась я - Абакумова Ирина Михайловна (фамилия по отцу - его звали Абакумов Михаил Дмитриевич), а в 1941 году началась война. Мама рассказывала, что было очень холодно, голодно. В доме тогда было печное отопление, и чтобы хоть как-то согреться, в комнате поставили буржуйку (такая маленькая металлическая печь), где и жгли потихоньку всё, что могло гореть. Главным питанием был хлеб, получала по карточкам мама, её сестра Валя и бабушка — Евстигнеева Татьяна Петровна. Сами они варили клейстер из козьего клея, больше ничего не было. Мама и тётя Валя работали — тогда все взрослые работали на войну. Бабушка ходила за водой на Неву, она от нас недалеко. Чтобы не уронить меня или чтобы не вырвали меня от неё, она привязывала меня к себе, да ещё и несла воду. Я была очень худая, а щеки у меня были красные на морозе, бабушка боялась, что меня могут выкрасть, не раз она слышала вслед — вот, мол, щёки ребенку отъели! Люди от голода ели мясо людей. На улицах было много трупов, у некоторых были отрезаны мягкие места.

Как мои родители пережили всё это — никак не могу понять. Мама рассказывала мало, так как сразу же начинала плакать. Отец был командиром батареи, он защищал Ленинград. В декабре 1943 года батарея послала в Ленинград на завод 2 грузовика за снарядами. И отец попросил вывезти его семью. Нас посадили на ящики в кузов открытой машины. Мы завернулись в одеяла, бабушка уже не могла ходить. Ее положили прямо на ящики. Ехали по льду - по «Дороге жизни». Нас обстреливали немцы. Из двух машин одна ушла под лёд. А мы доехали. Правда, все наши вещи свалились с ящиков, осталась какая-то котомка с моими вещами. Нас сразу же приняли врачи. Про меня сказали маме - ребёнок жить не будет (они трое суток не могли найти мой пульс, проверяли дыхание по зеркалу), у неё полнейший авитаминоз. Но я, благодаря заботам врачей, начала приходить в себя. Какой-то сердобольный человек решил меня угостить печеньем, но я его выплюнула - не понимала вкуса и просила хлеба. Затем нас вывезли на Кавказ, где люди очень хорошо относились к ленинградцам. Я сначала просто лежала на солнышке, потом потихоньку начала ползать, подбирать упавшие фрукты. Мама рассказывала, что у хозяйки был сын 12 лет, он тоже работал, тогда все работали. После работы он сразу же начинал играть со мной, кормил тем, что у них было — фруктами, молоком, учил ходить. И я начала поправляться.

В 1944 году мы вернулись в Ленинград, тогда всем детям давали рыбий жир, я его обожала, а мама не могла даже смотреть на него, её всю передергивало. А у меня была любимая еда — сладкий чай и хлеб, который надо было макать в блюдце с рыбьим жиром. Как-то я разговорилась с одним товарищем (он тоже был блокадником), их общество где-то в Москве, на улице 1905 года. Он сказал, что я должна быть благодарна судьбе, что выжила. У них в обществе дети были на начало войны не моложе 12 лет, а такие маленькие, как я, не выживали. Я думаю, что это не чудо, это геройство проявила моя мама, даже трудно представить, что ей пришлось перенести. Недаром же она говорила: все выжили, только бы не было войны.

Нина Михайловна Барсукова награждена знаком «Житель блокадного Ленинграда» и другими медалями.