Вспоминает Елена Шаркевич, Электросталь

Моё детство начиналось в блокадном Ленинграде. О блокаде написано так много, что, кажется, мне и сказать нового уже нечего. И близко это было бы только матери.

Это она тушила зажигалки на крыше, стояла в очередях, бежала под бомбежками домой, ходила на опознания трупов родных, погибших под бомбежкой, чуть не утонула в проруби в Неве, не имея сил вытянуть ведро. Но матери уже нет. Я же совсем не умею писать прозой о своем детстве, лучше стихами. Пусть строгие литераторы считают такие стихи графоманией... Стихи написаны много позже. Из событий детства вспоминаются только яркие картинки. У меня ничего героического.

... Голод. Холод. Коптилка тусклая.

В тесной комнате бег теней.

Это ты, мое детство грустное,

Снова глянуло из дверей...

...В окошке зарницы пожаров
За школой, куда не пошла,

И мысли о хлебе, о малом.

Скорее бы мама пришла.

В буржуйке сжигают альбомы.

Наверное, в них прошлого нет.

Нам супчик приносит знакомый
И черный комочками хлеб...

Трудно сказать, с чего начинается детство у пятилетнего человека, если он все время хочет есть и мерзнет. Может, оно начинается с того вечера, когда...

...Мы вышли в ночь искать дрова.

Буржуйка дома холодна.

Нашла бревёшко у дороги!

Бежим? Успеем до тревоги.

Набычась, чёрные дома
Стоят и ждут, кому пора
Сейчас под бомбой развалиться,

А чья юдоль еще продлится...

Бревно в дом я притащила с чувством удовлетворения...

А дальше была эвакуация. Нынче будут отмечать юбилей открытия Дороги Жизни. Но мы по льду не эвакуировались, а плыли по озеру в июне 1942 года. И тут лучше процитировать «прозу» из записных книжек матери:

«...В 1.30 дня 24 июня 1942 г. мы оставили, быть может, навсегда родное гнездо... На следующий день на грузовых машинах были подвезены к Ладожскому озеру, которое переезжали на военных катерах. Всё счастье и благополучие наше было лишь в том, что нас «щадил враг» - мы не попали ни под налет, ни под обстрел вражеской авиации.

Лишь раз при посадке в грузовики перед Ладожским озером была небольшая тревога - появились вражеские разведчики, но огнем нашей зенитной артиллерии были отогнаны быстро. В очереди на посадку поднялась паника...».

«... А потом с 25 по 29 июня 1942 года мы провели под открытым небом на станции Старая Ладога, ожидая свой багаж. Приходил он на баржах и отгружался на открытом берегу, по номерам вагонов».

Далее мать описывает, как трудно было найти свой багаж среди гор чужих узлов и чемоданов, как она металась, обессиленная, пытаясь его перетащить. А я в это время лежала на земле, в поле, завернутая в теплые тряпки. Надо мной высокий темный небосвод и звезды. Впервые вижу звезды! И чувствую, что мир велик и прекрасен. Может, это и есть начало настоящего детства?..

А потом полулежачих ленинградцев погрузили в пульмановские теплушки, и поезд пошел на Восток.

... «Опасные места мы миновали, к счастью, без волнений (Волховстрой и близлежащие места). Дальнейший путь следования был менее опасен в смысле налетов и обстрелов, и мы вошли в зону мирной жизни после Ленинграда».. ( из дневника моей матери Бессмертной Наталии Сергеевны).

... Куда ты несешься, Восточный экспресс?

В неведомый край, а вокруг только лес,

Навстречу ветрам, до могучей реки.

Там жаркое лето. Снега глубоки.

Нам кивали тогда полевые цветы.

Суровой улыбкой Урал улыбался,

Самой яркой звездой с роковой высоты

Навек в моё сердце ворвался...

Так кончилось мое детство в черно-серых красках Ленинграда и началось другое - вольное, деревенское, уральское. Оно прошло средь детей детдома, где работала мама. Но это - уже другая глава.