Вспоминает Вера Ефимовна Мутовкина (Кириллова), Подмосковье
Весной 1941 года моя мама Мария Ивановна, известная белошвейка, была направлена в командировку по обмену опытом работы в город Ленинград. Вместе с ней поехала и я. Шёл мне тогда четвертый год. Я была на редкость живым и смышленым ребёнком, уже проявляющим интерес к маминому рукоделию и творчеству.
Остановились мы у родственников на проспекте Стачек. По сравнению с посёлком Красково, где мы тогда жили, дома в Ленинграде показались мне великанами, каменными дворцами. Днём, пока мама была занята на своей работе, я оставалась с тётушками, которые водили меня гулять в парк и присматривали за мной. Я очень скучала по отцу и по его большой машине, всегда пахнущей хлебом. Он работал на хлебокомбинате и развозил продукцию по магазинам, детским садам и больницам...
Я помню, как однажды вечером мама вернулась домой очень взволнованная. Все о чём-то долго и возбуждённо говорили, а потом сильно плакали. И только спустя много лет я поняла, что это было начало войны, о которой сообщили по радио. До сих пор помню круглый чёрный репродуктор, висевший над столом у входа, из которого пришло это страшное и непонятное слово «война».
В силу своего детского возраста я не могла тогда оценить весь ужас происходящего, но память кое-что сохранила... Я помню, как мы с мамой и тётушками заклеивали крест-накрест полосками газетной бумаги окна для того, чтобы от грохота орудий не трескались стёкла, и чтобы удержать тепло в помещении. Постоянно хотелось есть и пить, но не всегда были еда и вода, особенно зимой, когда был отключен водопровод. Потом еды не стало вообще. Был один кусок чёрного сухого хлеба, иногда мама доставала где-то заплесневелые баранки и замёрзшие куриные косточки. В эти минуты мне особенно остро вспоминался тот хлебный запах, который стоял в машина моего папы до войны.
Как многие дети войны, я совсем разучилась плакать. Мама постоянно меня успокаивала и говорила: «Не плачь, дочь, и ничего не бойся! Всё будет хорошо...». Так шли за днями дни. С наступлением зимы и сильных морозов всё больше появлялось на улицах замёрзших людей. А кошек и собак вообще не стало видно. Наверное, их просто съели, а кто уцелел — навсегда сбежал из страшного, умирающего города...
Когда объявлялась воздушная тревога, вместе с минимальным набором вещей мы сгребали со стола все крошки и торопились в бомбоубежище. Навсегда запомнились мне две дороги — из дома в бомбоубежище и за водой. Мама тогда сильно простыла и заболела, что привело к развитию туберкулёза. От папы и вовсе долго не было никаких сообщений. А потом мама получила от него письмо. Он воевал рядом, на Волховском фронте, и помнил о нас. И именно поэтому, спустя несколько месяцев, нас вместе с другими семьями военнослужащих, оказавшихся в блокадном Ленинграде, вывезли по «Дороге жизни» на Большую землю. Нас долго везли на военных машинах по замёрзшему Ладожскому озеру. Мы также испытывали чувство голода и холода, но уже с радостью оттого, что выжили.
По возвращении домой, в подмосковное Красково, к бабушке Александре Егоровне, маму отправили в госпиталь в тяжёлом состоянии. Спасти её, к сожалению, не удалось. Умерла она 30 мая 1943 г. На её похоронах я хотела, но не могла плакать. Ленинград отучил меня от слёз, и мамины слова «Не плачь, дочь!» я пронесла через всю жизнь. После смерти мамы я осталась на попечении бабушки Александры и нашей доброй соседки, близкой подруги бабушки, Журавлёвой Анастасии Ивановны. Практически мы жили одной многодетной семьёй. Так нас сроднила общая беда.
Папа Ефим Антонович в день похорон мамы был далеко от Москвы. Вместе со своей частью он участвовал в боях за Польшу, Померанию, дошёл до Берлина, участвовал в освобождении Праги и других городов Чехословакии и южной Германии. Вернулся домой с победой в 1946 году. От него я, уже довольно окрепшая и подросшая, не раз слышала о том, как он воевал. А с какой любовью говорил он о маме и их довоенной жизни!
Сегодня, когда страна перешагнула семидесятилетний рубеж прорыва ленинградской блокады, уже с высоты прожитых лет начинаешь понимать, какой ценой далась нам эта Победа, глубоко чувствуешь горечь утраты сотен и тысяч загубленных жизней в блокадном кольце и миллионов погибших на фронтах Великой Отечественной войны — самой страшной войны в истории нашей страны и всего человечества. В великой скорби склоняешь голову перед их памятью и памятью тех, кто в запредельно трудных условиях отстоял честь и независимость нашей Родины!
И сейчас наш долг донести до новых поколений всё то, что нам, детям войны, пришлось увидеть, пережить и сделать всё от нас зависящее, чтобы никогда впредь этого не повторилось, чтобы коричневая чума никогда больше не возрождалась, чтобы были мир и покой, чтобы спокойно спали дети и крепилась память о героическом прошлом наших дедов, отцов и матерей, и чтобы новые поколения знали о нас, блокадниках, всю правду!
