Вспоминает Дмитрий Бучкин, Санкт-Петербург

Война нас застала на даче в Рождествено. Думали, красная армия  быстро немцев прогонит, но когда узнали, что Псков и Луга взяты, решили вернуться в Ленинград. 70 километров шли пешком,  вместе с отступающими войсками и беженцами.

Когда подходили к городу, появились немецкие самолеты. Все бросились на землю, думали, что  будут бомбить. Но они не бомбили, а сбросили листовки на русском языке. А листовки были такого содержания «Милые дамочки, не копайте ямочки, все равно по этим ямочкам пройдут наши таночки».  Я взял несколько штук, а отец мне говорит: «Выкини!  Не бери!». Но я сохранил несколько листовок, после передал их в музей обороны Ленинграда.

Пришли в свою ленинградскую квартиру, и такое ощущение, что войны нет.  И вдруг первая бомбежка. Жуткое зрелище!  Мы жили недалеко от Колокольной улицы, в трамвайный  вагон попала бомба.  Вы сами представляете,  что там было.  Ни один человек не выжил. А потом немецкие самолеты,  по ним можно было проверять часы. Ровно в 7 часов летят над городом, и начинается бомбежка.

Мы жили в коммунальной квартире. Рядом  были комнаты сестер Аллочки и Милочки. Они решили эвакуироваться. Поехали по Дороге жизни и пропали. Потом узнали, что их машина под лед провалилась. И тогда мой отец сказал: «Никакой эвакуации, лучше уж погибнуть здесь, чем вот так. И мы отказались эвакуироваться».

Вот еще интересный эпизод. У нас рядом с домом было бомбоубежище  и мы туда ходили каждый день. Однажды мама себя плохо чувствовала,  и отец болел,  и мы в это бомбоубежище не пошли. И в эту ночь была сильная бомбежка и все, кто находился в  бомбоубежище,  погибли.  Вот что такое ленинградская блокада.

Парового отопления не было. Окна разбиты, заделаны матрасами. У нас была  маленькая коптилка, которая чуть-чуть освещала комнату. А печки были обычные и  нужно было много дров, чтобы согреться. И мы с отцом натаскали кирпичей и соорудили буржуйку. Сидели рядом, грелись.

Я был очень любознательный. Отец подарил мне блокнотик и все что видел, я туда записывал, зарисовывал. Я учился тогда в средней художественной школе при Академии художеств. 

Помню, нарисовал вид из окна из Академии. На берегу Невы стояли сфинксы, мальчишки их закрывали досками. Потом сделали бомбоубежище в Академии художеств. Там и прятались, и жили там. И вот что интересно, в этом бомбоубежище сидел известный художник Иван Яковлевич Билибин. Он всю жизнь прожил в Париже и только  накануне войны вернулся в Ленинград. Помню, сидел и рисовал былинных богатырей. Я пристраивался  рядом, любовался его работой.

Новый 1942 год тоже справляли в бомбоубежище Академии художеств. Билибин написал стихотворение: «Пройдет  война, пройдут невзгоды и снова улыбнется мир….»  Он эту оду прочитал, это был январь месяц, а 24 февраля 1942 года Билибин скончался. А было ему всего 60 лет. Вот  такая судьба величайшего художника Ивана Билибина.

Кроме пайка ничего ни было,  125 граммов хлеба иждивенцам. Воды нет, тепла нет, есть нечего  и еще бомбят. Каждые 7 часов бомбежка.

Иногда по карточкам давали еще сироп в бутылках, - такая  сладенькая водичка. До сего времени я вижу эту сцену перед глазами. Кто-то шел с бутылкой сиропа и бутылка у него упала, разбилась. И сироп разлился по тротуару. И вот я видел собственными глазами, как люди на коленках ползали и с земли слизывали эту водичку сладкую. Вот такая сцена у меня до сего времени в памяти. Я как сейчас вижу вот этих людей, которые языком слизывают этот сироп с тротуара.  Вот что такое ленинградская блокада.

Выходишь на лестницы, трупы лежат. Во дворе тоже самое. Люди умирали и никто их не хоронил. Сил ни у кого не было. Потом было такое обращение к жителям, чтобы трупы,  которые лежали и на лестницах и в квартирах и во дворе, свозили бы в одно место. У нас там, на Чернышовом переулке был такой большой двор, куда свозили трупы. И пришел с фронта младший брат отца, дядя Коля и говорит, давай мы с тобой заработаем. За каждый умершего нашедшего труп на улице, давали хлеб. Мы на саночках двоих мертвых людей отвезли туда, на Чернышов, на задний двор и нам выдали 2 килограмма хлеба.  Вот что такое Ленинградская блокада.

Выхожу на улицу, старушка с ведерочком за водой идет. И вот потом возвращаюсь домой, старушка уже лежит. Ее уже припорошило снегом,  и кто-то у нее с ног снял валенки. Вот такая сцена у меня в памяти осталась.

Деньги в блокаду не имели никакой силы. За деньги вы ничего нельзя было купить. Мой дед дружил с писателем Куприным и Куприн, когда мама выходила замуж, подарил  посеребренный кубок, на котором было написано «Катюше от Куприна».  Мамочка  мне говорит: «Димка, снеси этот кубок на Кузнечный рынок и обменяй».  Я этим кубком пошел на кузнечный рынок и обменял на две буханки хлеба. Пришел домой и все были страшно счастливы.  

Вот еще эпизод. Отец перед войной купил маме котиковую шубу. Великолепная  такая шуба и мамочка эту шубу обменяла на 12 килограммов пшенной крупы.

Последними под  призыв военного времени попали рожденные в  1927 году. Меня, значит, в военкомат, потом в Инженерный замок, одели, обули, посадили в вагон и повезли. Смотрю в окно, написано   «Кенигсберг». Жили мы там в Гудериановских казармах. Но в мае 45 года война кончалась. Воевать мне не довелось.

ДМИТРИЙ ПЕТРОВИЧ БУЧКИН - русский, советский живописец, член Санкт-Петербургского Союза художников. Когда началась блокада,  ему  было 14 лет. Вел дневник, на страницах которого зарисовывал увиденное на улицах осажденного города. Вот его воспоминания: