Вспоминает Константин Раевский, Люберцы

Рожден я в 1937 году, так что  в начале войны мне было 4 года. Мои родители Тамара  Семёновна  Рукавишникова и Иван Константинович Раевский работали в цирке. Выступали под псевдонимом Кротон. У них был номер с дрессированными  волками. Выступали по всему Советскому Союзу.  В 40-м году по решению Госцирка номер закрыли, и они приехали в Ленинград, так как здесь жили родные,  и была квартира.  А еще открылся Театр зверей, где они продолжали выступать с волками. Но вскоре  начала войны и  уже в сентябре в Театр попала бомба. Родители устроились в зоопарк. Так что,  всю войну мы были здесь. Мама с папой создали небольшую труппу мелких дрессированных зверей. С ними родители,  как выездная группа,  ездили по госпиталям, детским садам, школам. В период блокады это было очень ценно, потому что в городе практически животных не было, а зоопарк был закрыт на консервацию, и его в период блокады почти не посещали.

Папа потом ушёл на фронт. В начале он служил в районе Синявино, Невского пятачка, но потом его перевели в войска ПВО в Ленинград. На Загородном проспекте была казарма, где  стояла их часть. Почти до конца войны он служил в армии.

А мама с помощницей, Марией Вячеславовной Брудинской,  давала выездные представления. В составе труппы были 4 собачонки, которые жили у нас дома, - шпиц Мишка, лайка Монча, чёрная дворняжка Тузик и помесь тойтерьера с таксой – Милочка. Милочка прожила очень много лет, и уже в конце войны скончалась. Когда мама ветврача в зоопарке попросила сделать вскрытие, то выяснили, что у собаки были совершенно сточенные зубы. И тогда мама призналась, что последние годы она сама пережёвывала  для нее еду.  Цирковая труппа разъезжала по городу  на небольшой лошадке по имени Мальчик. Она служила во время войны практические единственным транспортным средством в зоопарке. На ней развозили корм, материал для хозяйственных работ.

Кроме собак в этом аттракционе была дрессированная лисичка, маленькая курочка, жившая у нас обезьянка, -  макака Микки и медведица Маша. Номера были разные, приспособленные где для больных госпиталя, где для маленьких детей. Какую-то лекцию проводили попутно. Выступления вызывали большой интерес,  поднимали дух. Запомнилось посещение больницы. Там были детишки моего возраста, и постарше, которые либо попали под бомбёжку, либо пострадали при пожарах. Некоторые были  с обгорелыми ручками или лицами. Очень страшно было смотреть на этих детей, но их так радовало выступление! Оно было сделано в виде басни Крылова. 

Параллельно с этой работой мама ещё работала в какой-то артели. Там  плели противотанковую сетку. И мама иногда меня брала с собой.

           Наша квартира была напротив Петропавловской крепости, на Дворцовой набережной. Мама ходила в зоопарк через Дворцовый мост, а зимой прямо по льду на Петропавловку, и с чёрного входа - в зоопарк. Каждый раз брала с собой собачек и обезьянку. Когда шли через Дворцовый мост, то  дежурные милиционеры всегда отдавали ей честь, они её уже знали. А если попадались голодающие, "дистрофики" - тогда их так называли, - то они с большой злостью на неё смотрели, ведь в то время и собак, и кошек ели.

В зоопарке я дневал и ночевал. В клетке для парнокопытных животных было  оборудовано небольшое помещение, где стояли маленькие клетки, на них полушубки лежали всякие, днём меня мама оставляла там спать, а в летний период там же делали огород.

Что мне ещё очень запомнилось: из зоопарка иногда бегал в Петропавловскую крепость, там стояла зенитная батарея. Меня зенитчики подкармливали кашей. Садились  вокруг, в котелок клали кашу, кто-то доставал кусочек сахара, и я ел вместе с всеми.

Мясо было, пока с фронта присылали убитых или раненых лошадей. Конина шла на пищу хищникам. Муж Евдокии Дашиной, которая в бегемотнике работала и  обслуживала Красавицу, делал большие сетки полукругом и ставил, как капканы на воробьев. Крошили туда дуранду, это жмыхи, и воробьи прилетали, садились, а эта сетка опрокидывалась и ловила их. Они шли на пищу животным, и мы тоже ели воробьёв. Мама ещё говорила, что они напоминают по вкусу куропаток. Я тоже помогал воробьёв ловить.

Потом,  так как мяса уже не было, заведующей научной частью зоопарка Леонид Николаевич Соколов, придумал такой способ: брали шкурки кроликов, мелких грызунов, которые были в зоопарке, начиняли их кашей, зашивали и бросали в клетку. Сначала звери не реагировали, а потом, конечно, голодные животные пытались их рвать, и поневоле ели это. Потом был ещё в Удельном парке  огород был. Служащие зоопарка выращивали там капусту и другие овощи. И это всё тоже шло на корм животным. В начале весенней путины ловили корюшку, она тоже шла на пищу животным. Ну и нам перепадало. Это было что-то божественное. С тех пор я очень люблю именно суп из корюшки.

Из животных хорошо помню, бегемотиху  Красавицу.  Тётя Дуня Дашина, ухаживала за ней, ходила на Неву за водой. Водопровод не работал, бассейн для бегемотихи нечем было наполнить и, чтобы кожа не пересыхала, не трескалась,  тетя Дуня Красавицу  все время обтирала. Я это помню, потому что  иногда помогал Дашиной, - смотрел за санками, чтобы ведро не опрокинулось.

В зоопарк очень много попадало снарядов. Когда разбомбили слоновник и погибла слониха  Бэтти, её постарались побыстрее закопать. Как уже теперь понимаю, причина двойная: во-первых, чтобы из-за разлагающегося трупа не было никакой эпидемии, а во-вторых, чтобы люди не пытались использовать это мясо в качестве пищи. Зоопарк очень пострадал. Очень много было снарядов. В загоне, где был наш огород, я собирал от них осколки. Помню, как горели Американские горки. Было огромное зарево. Потом разбирали руины. Американские горки были деревянными,  и оставшиеся доски использовали для отопления. Два запоминающихся зарева помню – когда горели Американские горы, и когда в городе горели Бадаевские склады. Это было жутко.