Разработки ученых блокадного Ленинграда – от рецептов хлеба до технологий размагничивания кораблей
Блокада Ленинграда оказалась не просто испытанием на прочность для нескольких миллионов жителей Советского Союза, да и для всей страны — ведь несгибаемый город стал одним из самых ярких символов сопротивления нацизму. Она стала еще и колоссальным научным вызовом. Как заставить функционировать город, где практически полностью нарушено привычное течение жизни, где невозможно пользоваться привычными ресурсами, где каждый работник в той или иной степени истощен и обессилен? Как обеспечить фронт, который защищает тебя, всем необходимым, если это необходимое практически неоткуда взять? Как выжить в тех условиях, опыта выживания в которых нет и не могло быть прежде? На все эти вопросы искали ответы ленинградские ученые, пережившие блокаду наравне с другими ленинградцами. Искали — и находили, являя, как и большинство в блокадном городе, удивительные высоты духа и мужества.
Чтобы понять, в каких условиях приходилось жить и трудиться ученым Ленинграда, приведем несколько данных, которые говорят сами за себя. В октябре 1941 года в Ленинграде трудились 12 академиков и 15 членов-корреспондентов Академии наук СССР. А к концу 1943 года ленинградская академическая наука потеряла трех академиков — Сергея Жебелева, Павла Коковцова и Алексея Ухтомского, пятерых членов-корреспондентов, 22 профессора и доктора наук и 54 кандидата наук. Всего же за время блокады умерли — прежде всего, от голода и истощения, а также погибли во время обстрелов и бомбежек — 470 сотрудников ленинградских академических научных учреждений, а ленинградская высшая школа потеряла более четверти своего профессорско-преподавательского состава. И это при том, что из-за политических репрессий накануне войны были потеряны еще около 60% научных кадров ленинградской школы.
А что дала ленинградская наука городу и фронту в годы блокады? Если говорить коротко, то — возможность выжить и выстоять.
Малоизвестный факт: именно разработки ленинградских ученых позволили сохранить и спасти от разрушения Ленинград! «Это все легенды, будто бы Маннергейм или Гитлер хотели сохранить шедевры архитектуры для себя — говорит заведующий кафедрой истории нового и новейшего времени Санкт-Петербургского государственного университета Владимир Николаевич Барышников. — Посмотрели бы вы, во что были превращены Петергоф, Царское село или Гатчина! Все дело в том, что система нашей противовоздушной обороны в Ленинграде строилась на радарах — совершенно новых технологиях, которых у немцев еще не было. Этим занимался в то время и мой отец. Радары появились перед самой войной. Они улавливали самолеты противника еще на этапе их взлета.
В 1938 г. Ленинградский физико-технический институт, занимавшийся проблемой радиообнаружения, применяя импульсную технику, добился замечательного успеха. Первый радарный батальон противовоздушной обороны был развернут на Кавказе, в районе Баку, а второй появился в Ленинграде. Радарная система слежения приводила в боевую готовность всю ленинградскую противовоздушную оборону и поэтому удалось избежать таких варварских налетов, как на Ленинградскую область. Потом, к середине войны, новейшие радары могли уже определять количество самолетов и какие именно самолеты летят — мессершмитты, юнкерсы или фокке-вульф. Последний воздушный налет на Ленинград был предпринят 4 апреля 1944 года, но тогда самолеты противника уже не смогли прорваться сквозь нашу систему ПВО».
Потрясает то, каких уникальных результатов могут достичь ученые даже в таких нечеловеческих условиях, как блокада, если у них велика сила духа. К началу осени первого военного года в списке научных тем институтов Ленинграда появилось более 200 тем военно-технического и оборонного характера. А с июля по декабрь 1941 года штаб Ленинградского фронта принял к реализации 422 изобретения и рационализаторских предложения; 78 из них касались артиллерии, 95 — бронетанковой и автомобильной техники, 84 — средств связи. Со средствами связи, точнее, радиолокации, связана одна из самых показательных историй. Для работы радиолокационных станций требовался высокочастотный кабель, а для него — особые средства изоляции. Уже после начала войны ленинградским ученым удалось получить в свое распоряжение отрезок такого кабеля, добытый моряками-балтийцами на захваченной немецкой подлодке. Но вот беда: изолятором для этого кабеля служил стирофлекс — полистирольная пленка, которую в Советском Союзе не выпускали. Потребовалось срочно разработать заменитель, и он был создан на основе термически обработанного синтетического каучука — эскапона, материала, разработанного в Ленинграде незадолго до войны.
Но создать и испытать материал мало — нужно еще наладить производство, причем сразу высокочастотного кабеля. Эту задачу поручили ленинградскому заводу «Севкабель». И предприятие справилось с ней, причем в самое трудное время — в первую блокадную зиму. Высокочастотный кабель «Эскапон» моментально прижился у радиолокаторщиков и в системах наведения зенитных орудий на Ленинградском фронте. Как оказалось, по своим свойствам он ничуть не уступал трофейному немецкому и ленд-лизовскому английскому. И очень скоро Большая земля затребовала увеличения производства новинки и передачи технологии на предприятия, расположенные вне зоны блокады. Вдумайтесь: в осажденном городе в ту зиму умирали тысячи людей каждый день, рабочие на заводах от истощения и голода теряли сознание прямо на своих местах, но именно тут, в Ленинграде, создается то, что не сумели создать на Большой земле!
А вот другая история, характерная для научного сообщества блокадного Ленинграда. Первой блокадной осенью, вскоре после того, как в целях экономии электроэнергии начались отключения уличного освещения, горожанам стали раздавать светящиеся в темноте значки. Эти фосфоресцирующие в темноте светлячки помогали людям ориентироваться на темных улицах, не создавая угрозы для демаскировки. Многие блокадники вспоминали, как психологически поддерживал их этот слабо различимый свет в полной тьме. Плывёт, покачивается в темноте зелёная точечка, а человека не видно совсем. Вещь оказалась удобная, и мало кто задумывался над тем, как и кто в условиях уже осажденного города мог изобрести и выпустить такую новинку. А между тем, это был, как сказали бы сегодня, конверсионный продукт — побочная продукция военного производства. В это время ученые и инженеры Радиевого института наладили производство светосоставов, необходимых для изготовления приборов кораблей, основанных на принципе использования светящихся красок. Причем промышленных масштабов это производство в блокадном Ленинграде достигло в один из самых драматических моментов осады — в ноябре 1941 года!
Дальнейшее развитие событий характерно для Ленинграда времен блокады. Поскольку поставки с Большой земли ограничивались только самым необходимом, довольно скоро в городе иссякли имевшиеся запасы солей радия, которые являются основным материалом для светосоставов. Это поставило под угрозу выпуск так необходимых морякам и артиллеристам видимых в темноте приборов. И тогда ленинградские ученые нашли удивительный выход. Они стали извлекать радий с поверхности стен, полов, мебели в тех помещениях института, где до войны велись исследования с большим количеством этого материала. А чуть позже были разработаны и технологии добычи дефицитных солей радия из отработанных приборов и отходов — и за счет этого выпуск военной продукции не прерывался и не снижался. И это в условиях, когда ученые умирали от голода, да еще и умудрялись поддерживать друг друга, делиться скудной пайкой!
Вот что рассказывает Лидия Николаевна Филиппова 1916 г.р: «Когда началась война, я работала в номерном научно-исследовательском институте Наркомата обороны в г. Ленинграде. Была младшим научным сотрудником. В 1942 году на заводах и у нас в институте были открыты пункты для особо истощенных, я входила в их число. В течение 10 дней нас кормили, давали суп и даже немного красного вина. Затем следующую партию, которую отбирали врачи. Но кусок уже не шел в горло. Супом мы не могли делиться с остальными, за этим строго следили, так мы на «буржуйке» сушили хлеб и передавали товарищам.
Было все. И боль утрат, и муки голода. И был смех сквозь слезы. Да-да. Представьте себе, в том трагическом положении, в котором мы оказались, у нас находились силы для того чтобы смеяться. Помню, что кто-то принес кусочек дельфиньего мяса и выпрашивал у меня касторку. Аптекой заведовала я. И мы просто умирали от смеха, представляя эффект: мясо, поджаренное на касторке!»
И конечно, колоссальной была роль ленинградских ученых в годы блокады в обеспечении города продовольствием. Одних рецептов блокадного хлеба в Ленинграде разработали более десятка, так, чтобы в условиях все снижающегося запаса продовольствия обеспечить хотя бы минимальное количество продовольствия каждому ленинградцу. И в этих рецептах особое место отводилось пищевой целлюлозе — добавке, без которой блокадного хлеба было бы еще меньше. Конечно, в обычных условиях использовать такой ингредиент в хлебопечении никому и в голову не пришло бы, но в осажденном городе другого выхода не было. И ученые Института гидролизной промышленности начали работы по гидролизу целлюлозы с целью превращения ее в пищевую добавку. В городе ее оказалось достаточно много, поскольку она была важным сырьем в бумажной промышленности. Эти исследования удалось закончить к концу ноября 1941 года — к тому самому моменту, когда трудности со снабжением города продовольствием достигли наивысшей точки. Именно 20 ноября норма выдачи хлеба была снижена до предела, до тех самых 125 грамм на человека, если он был служащим или иждивенцем. И из этих граммов половину составляла пищевая целлюлоза.
В общей сложности за время блокады в Ленинграде произвели 15 000 т пищевой целлюлозы. Конечно, сама по себе она практически не усваивалась организмом, но, будучи добавленной в хлеб, позволяла его выпечь гораздо больше и хоть чуть-чуть снизить муки голода.
Еще одна разработка ученых Гидролизного института — технология получения белковых дрожжей на основе древесного сырья — спасла не меньше жизней, чем целлюлоза. Белковые дрожжи — гораздо более питательный элемент, а, кроме того, они могут служить основной для производства самых разных блюд: не случайно многие писатели-фантасты послевоенной поры предсказывали, что перенаселенная Земля перейдет на питание исключительно продуктами из дрожжевой биомассы. А в Ленинграде эта «фантастика» была самым обычным делом! Выработкой дрожжевой культуры по технологии Гидролизного института занималась кондитерская фабрика имени Микояна. И из этой неприглядной на вид массы, придававшей продуктам горьковатый привкус, готовили 26 видов продукции — от супов и концентратов каш до паштетов и котлет. Именно суп на основе белковых дрожжей был самым, пожалуй, распространенным блюдом в столовых блокадного города.
А еще ленинградские ученые, например, создали технологии переработки технических жиров в пищевые, лакокрасочной продукции на основе растительного масла в пищевые добавки. А также научились получать соевое молоко, которое в итоге практически заменило в городе натуральное и спасло жизни тысячам детей, в том числе новорожденных, лишенных грудного молока. Химики поставили на промышленный уровень изготовление витаминного напитка из хвои и стали получать витамин С из самого разного растительного сырья: листвы, цветов и плодов дикорастущих деревьев и кустарников. Проще, пожалуй, сказать, из чего не научились ученые Ленинграда в блокадные дни добывать вещества, полностью или хотя бы частично пригодные в пищу.
А ведь были еще колоссальные работы по разработке технологии размагничивания кораблей Балтфлота и создания способов борьбы с немецкими бесконтактными донными минами. Был расчет прокладки трасс Дороги жизни, создание навигационных карт для моряков и летчиков работниками Астрономического института — да мало ли таких фактов!
Но, пожалуй, самым ярким и самым поразительным примером верности науке и самопожертвования, гуманитарного мужества и мужества житейского стала история уникальной коллекции Всесоюзного института растениеводства. Она долго готовилась к эвакуации, и двинулась в путь только 26 августа 1941 года — когда было уже катастрофически поздно. Через четыре дня немцы заняли станцию Мга, железнодорожный путь на восток был отрезан, и коллекция, насчитывавшая 120 000 образцов различных культур, прежде всего хлебных злаков, вернулась в Ленинград. Она пережила первую, самую трудную блокадную зиму, в полной сохранности. Сегодня это трудно себе представить, но тогда изможденные, истощенные голодом люди не подняли руку ни на один мешочек с семенами, ни на одну картофелину из заложенной в подвале института коллекции. 30 человек из числа сотрудников института умерли в ту зиму голодной смертью, но коллекция осталась нетронутой.
Потому что труд тысяч коллег, собиравших ее, и ясное понимание, что после Победы именно на ее основе будет воссоздаваться сельское хозяйство Родины, были дороже жизни для этих людей. Так же, как и для многих сотен и тысяч других ученых, инженеров, конструкторов блокадного Ленинграда — всех, кто тогда, 75 лет назад, принял смертельный вызов эпохи. Принял — и победил.
Татьяна Трофимова
